Внутри что-то лопалось со звоном, и что-то шипело с потрескиванием, и что-то просто шипело, и через непредставимо малую щёлку пробился-таки резкий спиртовой запах… Всё длилось ровно десять минут — он засёк время — и кончилось. Не полыхнуло — только аромат нагревшегося дерева напоминал о русской бане — о бане, в которой к великому горю собравшихся вдребезги разбилась трехлитровка со спиртом…
Вот и всё. Нет коллекции мастера. Да и мастера — больше нет. Правда, остался другой…
Он резко, чтобы не передумать, рванул вторую панель. Тоже сейф. Сейф Прохора. И вышел на крыльцо, не слушая змеиного шипения.
Солнце уже поднялось над окружающими «Хантер» деревьями — осветило и ослепило. Он не стал жмуриться и прикрываться ладонью. Глаза у него никогда не слезились — не часто, но такое бывает. Что-то со слёзными железами. Не умел Ваня плакать.
Он представил лицо Прохора, открывающего сейф — и улыбнулся. Потом на секунду пожалел, что вдребезги разнёс карабин «Везерби». Но лишь на секунду. А затем снова улыбнулся. Он нажил врага, страшного врага — и сам знал это.
Но!
У него не осталось ничего.
Не осталось оружия.
Не осталось как бы любви.
Не осталось дела, страшного и кровавого — но нужного. Он считал — нужного.
Ничего.
Теперь что-то появилось…
Хотя бы Прохор…
Ваня улыбался.
Он не знал, что всё кончилось и началось вновь. Что Путь его страшен и долог, но — он только что миновал развилку и впереди его ждёт всё. Оружие. Дело. И Любовь.
Глава 13
Нехорошее число — тринадцать. Хотя, как сказал один преуспевший в арифметике товарищ, — сакральное. Но — нехорошее.
Я[5], конечно, не суеверен.
Но рисковать не хочу.
В главе с подобным номером так и гляди — случится, что-то страшное. Мрачное. Жестокое. Кошмарное. Чудовищное.
Убьют кого-нибудь; или обворуют; или нанесут телесные повреждения разной степени тяжести; или, не дай Бог всем нам (нимфоманки не в счёт), — изнасилуют или принудят к действиям сексуального характера; или вовлекут несовершеннолетних в преступную деятельность; или воспрепятствуют осуществлению избирательных прав; или причинят имущественный ущерб путём обмана и злоупотребления доверием; а то ещё и необоснованно откажут в приёме на работу или необоснованно уволят с работы беременную женщину или женщину с ребёнком до трёх лет — и это не говоря о таком рвущем сердце и леденящем кровь кошмаре, как злостное уклонение от уплаты средств на содержание детей или нетрудоспособных родителей…
Но это всё семечки, не больно-то и страшно. Но в тринадцатой главе может произойти и действительно ужасное. Нет, не так.
Вот как: ДЕЙСТВИ-И-И-И-ТЕЛЬНО УЖА-А-А-А-СНОЕ!!!! (это, по задумке, надо провыть замогильным голосом).
То, что лишит вас покоя днём, и аппетита за обедом, и аппетита за ужином, и аппетита за завтраком, и аппе… (ах, у вас трёхразовое питание? ладно, проехали), и сна в постели, и потенции в постели, и контроля над мочеиспусканием в постели (что, что? на полу спите? ну жизнь у вас, однако — ни поесть, ни поспать толком…), и… тьфу на вас, даже с мысли сбили… — короче, произойдёт то, что лишит вас всего и даст взамен новое и гнусное: внеплановое отключение горячей воды и внеплановый визит тёщи; подложенную свинью (вам) и неподложенный вовремя памперс (вами); брак без секса (у вас) и секс без брака (у вашей дочери); сон разума, рождающий чудовищ, и сон ужасов с Чубайсом в главной роли — моё дыхание рвётся на длинной фразе, но я хочу закончить (кстати, никто не напомнит, с чего я там начал?)… проклятый склероз…
Короче, случится КОШМАРНОЕ, чему нет места в уголовном кодексе Российской Федерации, и кодексах стран ближнего и дальнего зарубежья, и в уложении о наказаниях Российской империи, и в кодексе Наполеона, и в Судебнике Иоанна, и в Судебнике другого Иоанна, и в Судебнике Казимира, и в Судебнике Беги и Агбуги (не знаете, кто такие?), и в Правде Ярослава, и в Правде Ярославичей, и в Комсомольской Правде! и в римском праве, и в германском праве, и в Законнике Билоламы, и в Законнике Е. Сухова (т.т. 1–3), и даже в выбитом на древних плитах УК царя Хаммурапи…
БУДЕТ ПРИНЯТ ЗАКОН ОБ АЛЬТЕРНАТИВНОЙ ВОЕННОЙ СЛУЖБЕ.
Вот это действительно страшно.
Я уже боюсь. И писать тринадцатую главу не буду.
Ладно, господа кадеты…
Передохнули?
Продолжим.
Да не дрожите вы так, господин кадет, заранее, особо страшного пока не будет — следующая глава о Любви.
Глава 14
Шестое убийство, самое кошмарное, всё перевернуло с ног на голову.
Майор Мельничук ничего не понимал. Абсолютно.
В действиях серийников логика всегда есть. Хоть и маньяки. Страшная и нелюдская, но логика.
А ещё есть, говоря по науке, — модус вивенди. Майор, иностранных слов не жаловавший, говорил просто: манера.
Манера у маньяков всегда одна и та же. Стиль. Фирменный почерк. Не спутаешь.
Если уж взялся серийник убивать в подъезде, справа от лифта и половинкой старых ножниц — так до конца и будет, пока не повяжут или не прикончат… В подвал жертву не потащит, хоть тот и будь рядом. И за финку не схватится — хоть она под ногами валяйся. Лифт и ножницы. Модус вивенди.