Царевна из города Тьмы

Славный охотник Хидирали, родом каракалпак, пришел в Чамбиль не один, а вместе со своей женой Батакуз, рослой и широкоплечей. Она тоже была охотницей и не уступала мужу ни в силе, ни в меткости. Когда Царь-Нищий заставил своим посохом вырваться наружу воду из глубины пустынной земли, стали слетаться в пустыню дикие утки. На них любили охотиться, отдыхая от полевых трудов, Хидирали и Батакуз. Однажды во время охоты они увидели, что дикие утки рассыпались в страхе, гонимые красными тучами песчаной пыли. Хидирали пустил стрелу, пыль на мгновение развеялась, и вдали показалось огромное войско. Ширина рядов равнялась ширине пустыни, задние ряды терялись там, где небо сходится с землей. Охотники, муж и жена, поспешно поскакали в город и доложили Сакибульбулю о надвигающейся беде.

Велел Сакибульбуль раздать оружие, сделанное в Чамбиле, всем: и мужчинам, и женщинам, и старикам, и подросткам, — ибо кто возделывает землю, тот ее и защищает. Город равных стал городом воинов. Сакибульбуль разделил чамбильцев на четыре отряда. Одних он поставил лицом к востоку под началом Аваза-мясника. Хидирали и Батакуз возглавили тех, чьи ряды стали лицом к западу. Туркмен Замай, в прошлом водонос, и таджик Тулак, умелый гончар, были начальниками воинов на южной стороне, а лицом к северу выстроились люди под водительством киргиза-табунщика Баталбая. Всем войском управляли Сакибульбуль и Царь-Нищий, их помощниками были меткие стрелки Асад и Шадман — сыновья косноязыкой Каракуз.

Два хана, Шахдар и Рейхан, были уверены в победе. Число их всадников составляло триста тысяч, и столько же было у них пеших. Никогда еще не видело небо пустыни такое множество мечей, луков, копий, кремневок, знамен, столько скакунов, верблюдов, навьюченных бурдюками с водой, столько шлемов с перьями, столько шатров. Небо пустыни уже привыкло к ярким краскам Чамбиля, но то были краски жизни, а теперь бесконечная земля запестрела красками смерти.

Шахдар и Рейхан окружили город со всех сторон. Справа расположилось войско Шахдара, слева — Рейхана. Шатры были разбиты в пустыне только для ханов, для вельмож, для начальников дружин и тысяцких, а прочие изнемогали от зноя. Но все — и главари, и подчиненные, твердо верили: война продлится не более суток, от силы — двое суток.

Когда войска построились, умело разделенные на порядки, по ним прокатился крик смятения: высоко над ратным станом пролетел всадник верхом на чудовище-диве, чье ухо напоминало гриву коня. Это был Афсар, посланный чамбильцами к Гор-оглы. Из лука небесного всадника прянула со свистом стрела и пронзила насмерть одного из вельмож — хранителя плети.

Шахдар приказал ударить в барабан. Его глашатаи заголосили:

— Не трепещите, храбрецы! Чернокостные голяки начали первыми, но начали с одной стрелы. А мы оросим город в пустыне ливнем стрел!

И ливень стрел хлынул на Чамбиль. Нет, не о таком ливне мечтала пустыня! Смерть впервые вступила в город справедливости. Родники окрасились кровью людей и животных. Чамбильцы не растерялись, на стрелы ответили стрелами.

Среди сумятицы, меж валунами, огораживающими Чамбиль от пустыни, пробрался к воинам Шахдара некий житель из города равных. Он был стар, тучен, безоружен. Пес вернулся к хозяину. Безбородый, ханский соглядатай, вернулся к хану. Не думайте, что он считал себя переметчиком, изменником. Он всегда служил свою службу верой и правдой, но служил только силе, не различая силы от насилия. Решил он, что теперь насилие Шахдара сильнее силы Гор-огльт, и пришел к Шахдару, ибо, когда ханские войска окружили Чамбиль, избавился Безбородый от трепета перед Гор-оглы и почувствовал снова знакомый трепет перед Шахдаром. Он двигался осторожно, пригибаясь к земле и вопя:

— Не убивайте меня, я ваш слуга!

Шахдар, заметив его издали, обрадовался. Дряхлый Безбородый показался ему предвестником молодой победы, но все же хан крикнул:

— К чему ты мне, продажный раб ценой в клячу!

В это время Батакуз, ловко взобравшись на скалу, поднялась во весь рост, натянула тетиву охотничьего лука и пустила стрелу. Стрела, привыкшая к добыче, вонзилась в тыкву, в голову Безбородого, и на этом кончилась никому не нужная жизнь соглядатая, длившаяся двести с лишним никчемных лет.