Царская дочь

Женщина неуклюже преклонила колени и опустила голову. Мальчик, не сводя глаз с Зиссель, последовал ее примеру. Руки девочки ожили.

– Господин мой царь, могу я говорить за Зиссель? – Голос мальчика звучал по-детски, в его речи слышался чужеземный выговор – видно, здешний язык не был ему родным. В глазах его мелькал испуг, но и решимость тоже: он изо всех сил старался не трусить. – Она нема.

– Но не глуха! – молвил царь, многозначительно подняв брови.

Иавин замер и посмотрел на Зиссель. Она кивнула ему. Иавин прокашлялся.

– Да, государь. Зиссель не глуха. Говорит она с помощью жестов, а когда мы друг друга не видим, с помощью флейты.

– Знает ли еще кто-нибудь ваш язык?

– Только наша мать, господин мой царь. Она понимает язык жестов, но не флейты.

– Ваша мать? Ты имеешь в виду женщину, что стоит рядом с тобой?

– Да, государь.

Царь обратился к Зиссель:

– Эта женщина мать тебе и ему?

Зиссель кивнула.

– Открой лицо, женщина, и посмотри на меня. Эта девочка – моя дочь?

Женщина выпрямилась и открыла лицо.

Он не помнил ее, совсем. Женщина как женщина. Ничего особенного, ничего запоминающегося.

Она не стала льстить ему почтительным обращением. Голос ее звенел.

– Ты отец моей дочери.

Обезьянка на балдахине пронзительно завопила и закувыркалась. Ее крики напоминали заливистый смех.

Из притвора донеслись взвинченные голоса. В зал ворвалась Дина, волоча за руку Браху. Ее прислужницы вошли за ней следом и опустились на колени в отдалении.

Дина огляделась и с ужасом увидела, что Зиссель сидит у царских ног. Одновременно она отметила, что один из слуг – толмач целительницы – преклонил колени у трона рядом с сокрытой покрывалом женщиной.

Почуял ли царь обман? Допрашивал ли он Зиссель через мальчишку? Нужно немедленно отослать целительницу! Она нужна им, чтобы люди и дальше верили в то, что она нашла жизнь в мертворожденном сыне Брахи. Девчонка должна и дальше показывать свои фокусы – нельзя, чтобы она попала в царский гарем!

Дина приблизилась к трону и пала ниц.

– Прости целительницу, господин царь мой! Она не ведает своего места. Не знаю, как ей удалось войти сюда, но ее как следует накажут, обещаю тебе. Подобное не повторится.

Осколки правды

– Ни с места! – Царь Соломон ухватил Зиссель за шиворот.

Ну вот, опять началось. Интриги, уловки. Неужто Дина и впрямь не понимает, что он видит ее насквозь? Извиняется за то, что целительница не знает своего места, а ведь наверняка слышала, что он сам ее призвал. Да и как она смеет вот так сюда врываться! Какое ей дело до того, что он забавляется с ребенком?

Он был готов поспорить: Дина не знает, что девочка – его дочь. С другой стороны, она наверняка приметила ее глаза. Но даже если Дина о чем-то догадывается, это еще не повод устраивать такое представление. Нет, есть тут что-то еще… Она хочет увести отсюда девочку, и поскорее. Что же они таят от него? Какой такой секрет может открыть ему дочь? И зачем Дина притащила сюда молодую жену его наперсника? Она-то тут при чем?

Он взглянул на перепуганную дочь в богатом платье, потом на Браху в тунике прислужницы и улыбнулся в бороду. Уж ему ли не знать, как забавляются юные девушки! Да они примеряли платья, эти две, и так и остались в одежде друг друга!

Хорошо. Отлично. Вот и первый ответ на один из множества вопросов.

Как-то брат Адония решил отправиться на поиски приключений и взял с собой шестилетнего Соломона. На краю Сиона братья наткнулись на брошенный дом и вошли в него, сгорая от любопытства. В одной из полуразрушенных комнат они обнаружили голубиное гнездо с яйцами, а на полу – осколки глиняного горшка. Мальчики прогнали голубей, разбили яйца и попытались слепить осколки яичным желтком.

Стояла весна. В высокой траве под ярко-синим небом звонко, словно пытаясь перекричать друг друга, чирикали воробьи. В поисках недостающих осколков братья бродили среди груд камней и ворошили их палками. Из щели выполз скорпион, и они, вопя от страха и отвращения, прибили его. Найдя новый черепок, они разражались радостными криками и тут же пытались приладить его к остальным. Постепенно горшок предстал перед ними полностью.

Царь Соломон навсегда запомнил тот полный свободы день, когда брат Адония преподал ему главный урок всей его жизни:

– Старайся собрать побольше осколков, Соломон. Так ты узнаешь, какой была вещь до того, как ее разбили.

Царь еще не удостоил Дину ответом. Но, не дожидаясь царя, с колен, ко всеобщему удивлению, поднялась кормилица.

Она скинула с себя и с младенца покрывало и осталась стоять в простой одежде прислужницы. В тунике кормилицы, в тунике со шнуровкой на груди.

Черноволосый младенец, которого она держала, был нагим, если не считать пеленок. Но ножки его были обуты в мягкие башмачки из козлиной кожи. Башмачки эти были царю знакомы.

Ребенок Брахи. Выходит, эта женщина вскармливает перворожденного сына его наперсника. Ну, в этом нет ничего необычного. Однако в то же время она мать его собственной дочери. Что ж, и это возможно. Но ведь и этот мальчишка с чужеземным выговором тоже утверждает, что она его мать, а вот это все-таки требует пояснений.