– Вы хорошие командиры! – Лицо Александра было серьезным. – Не в том дело, сколько положить. Дело в том, сколько останется в резерве.
– Но резервы у Наполеона тоже будут! – Михаил сказал и смутился.
– Будут! Наполеон никогда не рискнет оставить на поле брани свою гвардию. Без армии он – пыль. – Улыбнулся. Ласково, устало. – Ступайте к матушке. Я привез познакомить с вами графа Разумовского, Алексея Кирилловича.
Императрица приняла графа в Малиновой гостиной. Она сама сотворила это чудо. Три малиновых, с синим, гобелена закрывали стены. Пурпур и золото кресел, дивана. Золотистая роспись потолка, фризов. Золотая люстра на длинной бархатной красной подвеске. Круглый золоченый легкий столик, два кресла.
Мария Федоровна повела глазами по стенам:
– Гобелены вытканы по картонам Куапеля: память о нашем удивительном путешествии во Францию с Павлом Петровичем. Видите – Дон Кихот. Павел Петрович был истинным рыцарем, но он был честен и прямодушен, как этот счастливейший из людей.
– Вы о Дон Кихоте, Ваше Величество?
– И о Павле Петровиче.
«У нее же нежность в голосе!» – изумился Алексей Кириллович. Он знал: Павел собирался упрятать красавицу жену в монастырь, а то и в тюрьму. Обезьянка Нелидова была ему милее.
Мария Федоровна показала на кресло за столом, села напротив.
– Я рада, что вы нашли возможным расстаться с вашим изумительным садом, государь в восторге от вашего чуда. А я счастлива за моего сына. Ах, эти добрые дела, коих столь нетерпеливо ждут от царя! Только где они, добрые делатели? Людей, алчущих работы во благо государства, днем с огнем не сыщешь…
– Ваше Величество! Соответствовать понятиям Вашего Величества о нравственной, о духовной высоте государственных чиновников – быть близким к идеалу слуги государя.
– Просто радуйтесь, что вы родились в России. Быть просветителем просвещенной Англии – острова величиной с Тверскую губернию – это чиновничество. В России – подвиг. – Непостижимая синева глаз Марии Федоровны потеплела. – В России – необходимо быть великим, и вы знаете это, Алексей Кириллович.
– Ваше Величество! Я хлопочу по делам лицея: перестраиваю дворец под школу, ищу педагогов, вырабатываю устав… В моей голове за все это время ни единой мысли не промелькнуло о великом.
– Ваш сад в Горенках – для диковинных растений мира, а лицей пусть будет садом, где процветает слава России.
– О государыня! Тут умереть, но сделать.
– Сделать и жить. России надобно много славы.
В гостиную вошли великие князья.
– Граф Алексей Кириллович Разумовский. А это – мои сыновья, – представила Мария Федоровна. – Николай!
Словно бы сияющий столп льда, оторвавшийся от айсберга.
– Михаил!
Мальчик, столь же красивый, как брат, пожалуй даже робеющий, но законченно официальный, потупил голову вместо поклона, а графа как током прошибло от затылка до пят: «Неужто это и есть первые насельники лицея?»
– Я привез подарок вашим высочествам. – Граф подал Николаю папку с литографиями царственных особ Европы, а Михаилу литографии знаменитых боевых кораблей.
– Меняемся! – тотчас воскликнул Николай: айсберг растаял.
– Здесь корабли адмирала Нельсона, корабли пиратов.
– Я вижу! – Николай быстро проглядывал листы.
Мария Федоровна отпустила сыновей. Она уже не села за стол, и граф, понимая, что аудиенция закончена, был в растерянности: о воспитании их высочеств в лицее не сказано ни слова.
И вдруг он увидел на прекрасном лице Марии Федоровны напряженную и, должно быть, злую мысль. Государыня отсутствовала лишь мгновение.
– Такое время нынче трудное! – Она словно бы искала сочувствия. Провела в Тронный зал императора Павла.
Красный бархат помоста в две ступени, золотой с красным трон, спинка резко откинута назад. На спинке герб. Герб на красном на стене. Красный навес. Но зал уютный, светлый. Напротив трона камин с красным круглым экраном. Синий гобелен в золоченой раме. «Азия»: птицы, звери…
– Наполеон просит руки Анны Павловны, – сказала нежданно для графа Мария Федоровна. – А решать мне. Я – мать…
Алексей Кириллович видел вопрошающие глаза и понимал: в его ответе – его будущее, будущее Разумовских, Перовских…
Сказал, чуть пожав плечами:
– Наполеон возвел себя в императоры, но он – порождение революции.
– Он – порождение революции, – Мария Федоровна поблагодарила графа взглядом, коротким, но вечным, как алмаз. И объявила: – Было бы неправильным учить и воспитывать их высочеств в лицее. Стезя иная.
Товарищество опасно не только монархам, но и тем, кто рядом с монархами. Государи обречены на одиночество пожизненное.
Величия будущего лицея убыло, но – гора с плеч.
Алексей Кириллович отбыл из Гатчины в веселом расположении духа.
А вот Марию Федоровну ожидал трудный разговор с Александром: предстояло дважды сказать царствующему сыну «нет».
Они беседовали в Овальном кабинете. Здесь все было синее: шторы, кресла, вазы, столы, картины.
– Граф уехал… не разочарованным. – Александр улыбкою скрасил свою осторожность.