Авдотья, Аннушка, Катенька окружили дядюшку, прижимались, и он чувствовал, какие они все тёплые, какие они – женщины.
Зарницей пыхнуло в голове: вот что будет меня хранить. Тепло женщины, а сие не что иное, как материнство. Любовь – Ангел Хранитель.
– С богом, Вася! С богом! – Он чувствовал на щеках, на руках их слезы.
– Ну что вы, право! – Пошёл, и они пошли следом.
Обернулся, засмеялся:
– Мы – Скуфь! Наполеон-то не знает сей тайны.
– Вася! – загородила дорогу Авдотья Петровна. – Надо же посидеть. С молитвой!
Они были уже в прихожей. Чтобы не возвращаться, сели на лавки. Он прочитал про себя «Богородицу». Трикратно поцеловал каждую и пошел из дому.
Калмык Андрей подсадил барина в коляску – к сборному пункту подвезти.
Женщины кинулись к лошадям, но калмык взмахнул плеткой:
– Но! Но! Кутузов дожидается!
Несостоявшиеся генеральные сражения
Михаил Илларионович Кутузов ехал к армии, не отпуская с колен карту.
На коротких остановках диктовал Паисию Кайсарову срочные письма.
13 августа известил наконец Барклая де Толли и Багратиона о своём назначении главнокомандующим. Просил выслать фельдегеря в Торжок, «через которого мог бы я получить сведение о том, где ныне армии находятся, и которой указал бы мне тракт из Торжка к оным».
Стояла жара. В поезде Кутузова было двадцать карет и несколько возов. Пыль до небес.
Заворачивали по дороге к храмам Божиим. Михаил Илларионович ставил свечи, прикладывался к мощам, но молитва у него была единственная:
«Господи! Сохрани Русскую армию до приезда моего в целости, а меня донеси до войск в здравии. Об одном только молю Тебя, благоволи мне застать ещё Смоленск в руках наших – и врагу Россия не бывать тогда в первопрестольном граде ея!»
Кайсарову не казалось, как иным, не любившим Кутузова, что в его поезде столько лишних людей. Ехали какие-то горничьи. Ехали – в карете! – казаки. Целая канцелярия. И никто пока что не был востребован.
Переночевав в малой деревеньке, Кутузов дал себе роздыху, выспался, завтракал не в каретке, кое-как. Мужицкая изба была просторная, полы скребаны ножом. Обошлось без клопов, без тараканов. Одного было много – детишек. Сидели на печи, как в гнезде. Таращили глазки на генерала, но помалкивали.
– Паисий, дай конфеток детишкам, – распорядился Михаил Илларионович, сам же баловал себя хорошо сваренным, душистым, крепким кофием. Кайсаров и варил.
Воротился дежурный по всем вопросам со двора не только с коробкою сладостей, но и со справно одетым молодцом.
– Расскажи генералу, где ты был и что слышал, – попросил Кайсаров.
– За товаром ездил, я торгового сословия. – Купчик поклонился Кутузову. – Был в Вязьме. В Вязьме великая суета. Смоленск французу отдали.
Михаил Илларионович даже встал.
– Смоленск, говоришь?
– Ваше высокопревосходительство! – перепугался купчик. – Я сам не знаю. Но, кто побогаче, из Вязьмы бегут.
– Где же армия наша?! – закричал Кутузов в сердцах.
– Люди бают – в Дорогобуже. Собираются бой французам задать.
– Поехали! – Кутузов чуть не бегом кинулся из дому.
Обедали в тот день наскоро, далеко за полдень, на постоялом дворе. Михаил Илларионович всю дорогу опять-таки не расставался с картой, будто ждал от неё неких важных указаний и, должно быть, сии указания углядел.
Обедая, продиктовал письмо в Дунайскую армию адмиралу Чичагову, в бывшую свою: «Я по воле его императорского величества еду командовать армиями и думаю, что сие моё отношение застанет Ваше высокопревосходительство ещё у Днестра. Должен теперь сказать положение дел: неприятель, соединивши почти все свои силы, находится уже между Смоленском и Москвой; наши две армии, 1-я и 2-я, по последним известиям, около Дорогобужа. О точном положении армии генерала Тормасова я ещё не сведал. Из сих обстоятельств Вы усмотреть изволите, что невозможно ныне думать об отдалённых каких-либо диверсиях, но всё то, что мы имеем, кроме 1-й и 2-й армий, должно бы действовать на правый фланг неприятеля, дабы тем единственно остановить его стремление. Чем долее будут переменяться обстоятельства в таком роде, как они были поныне, тем сближение Дунайской армии с главными силами делается нужнее».
Письмо более краткое по неопределённости местонахождения 3-й Западной армии было отправлено и к Тормасову.
– Во всю прыть надобно сии послания доставить! – попросил Кутузов, и даже взял Паисия за руку. – Неужто и впрямь Смоленск отдали? Что за дивное положение! Пятый день в дороге, и не ведаем, где ходят-бродят сто тысяч наших солдат, с конницей, с пушками!
15 августа добрались до Вышнего Волочка.
Михаил Илларионович, показывая на лоно водохранилища, сказал Кайсарову:
– Труды матушки императрицы. Император Пётр собирался канал копать. Здесь близко сходятся три полноводных реки: Тверца, Мста, Цна. Великий Пётр мечтал соединить Волгу с Балтийским морем, но сделать успел запруду. Великая государыня обошлась водохранилищем. Коли Бог даст России третьего великого государя – тогда и каналу быть.
Из Вышнего Волочка Михаил Илларионович решил ехать в Вязьму, но местный исправник не посоветовал: