– Никаких позиций позади армии нам не нужно, – сказал Кутузов негромко начальнику квартирьеров и во весь голос юным прапорщикам: – Мы и без того уж слишком долго отступали.
И опять Толю и Беннигсену:
– Место для сражения надобно искать возле Можайска. Обратите внимание, полковник, на Колоцкий монастырь.
Очередной отход, но уже по его приказу, Михаил Илларионович за отступление, должно быть, не считал.
Возвращаясь в Гжатск, встретили на крайней улочке баб. Поймали двух мародёров.
– Большой начальник! Нажарь злодеев! – Дорогу загородили. – Нажарь, чтоб ни сесть, ни лечь не могли!
– Кутузову мужик нужен в здравии, – сказал для всех нежданное главнокомандующий и повернулся к Остерману: – Генерал, прими оных в свою команду. Ходатайствую! Нажарят Наполеона – вот им прощенье.
– Кутузов! – ахнули бабы, расставаясь со своею добычей. – Самый важнецкий енерал!
– Паисий! – подозвал Кутузов своего дежурного полковника. – Надо послать лёгкую кавалерию по окрестностям. Мародёры – угроза престижу и армии, и солдатскому званию.
– Ваша светлость! В Гжатске и по дороге к Гжатску 1-я армия. А в 1-й армии лёгкой кавалерии нет.
– Как нет?! – Главнокомандующий смотрел на генералов и обер-офицеров, не умея взять в толк, что ему сказано.
Начальник канцелярии полковник Скобелев ответил за всех:
– Казаков Платова ещё на границе отсекли. 1-й кавалерийский корпус генерала Уварова тоже принуждён был отступить ко 2-й армии.
Михаил Илларионович поднял руку, заслоняя здоровый глаз от солнца.
– Вот они, казаки.
К Гжатску подходил один из шести полков генерала Карпова.
Команды были отданы. И три эскадрона развернулись и пошли вспять.
– Сам Кутузов приказ дал! – сказал казак Парпара Василию Перовскому.
– Ах, посмотреть бы!
– Дело исполним, он тебе ещё и крестик на грудь прицепит! – пообещал добрейший Харлампий.
А Кутузову пришлось выслушать в тот день первый укор.
Прощаясь, Остерман сказал, опустив глаза:
– Выходит, опять отступаем.
– Друг мой! – Кутузов пожал племяннику руку сильно, до боли – могучий старец. – Ты знаешь, над кем поставлен командовать? У тебя две дивизии. 11-я и 23-я. Командуют Николай Николаевич Бахметьев и Александр Николаевич Бахметьев… А вот я, главнокомандующий, ведать не ведаю не токмо, где у меня 3-я армия, но где Багратион и сколько у него людей, где Барклай де Толли. Не знаю, сколько ведут к нам воинства Милорадович и Марков и как скоро пришлёт резервные корпуса князь Лобанов-Ростовский. Я только сегодня армию сыскал, а из армии одного тебя.
И поцеловал Остермана.
Поздно вечером, при свечах Михаил Илларионович продиктовал Паисию Кайсарову письмо главнокомандующему Москвы графу Ростопчину:
«Не видевшись еще с командовавшим доселе армиями господином военным министром и не будучи ещё достаточно известен о всех средствах, в них имеющихся, не могу еще ничего сказать положительного о будущих предположениях насчёт действий армий. Не решён ещё вопрос, что важнее – потерять ли армию или потерять Москву. По моему мнению, с потерею Москвы соединена потеря России…»
Кайсаров ужаснулся, но даже пера от бумаги не оторвал.
Кутузов глянул на железного своего полковника и сказал:
– Тебе писать сие невмоготу, а мне надобно выбор делать.
И продолжил диктовку.
Покончив с письмом к Ростопчину, попросил взять ещё один лист.
– Коновницыну приходится весьма туго. Отпиши Багратиону. Пусть князь Петр Иванович прикажет послать в помощь арьергарду 1-й армии пятнадцать эскадронов. Солдатам необходим отдых, а главное, надобно время для устроения войск перед сражением.
Жизнь на колёсах сменилась на жизнь бивачную. Но стряпухи и горничьи Михаила Илларионовича умудрились подать отменный ужин и постель приготовили чистоты ослепительной.
Михаил Илларионович в изысканной еде себе не отказал, а вот спать улёгся без сапог, но в одежде. Уж так у него было заведено.
Казаки, посланные ловить мародёров, напоролись на отряд французов.
Конные французы обступили малую рощицу, спешились, дали залп и пошли приступом. Тут на них и бросилась визжащая по-бабьи ватага с косами. Схватка вышла короткой, французы отхлынули. Снова дали залп. И опять пошли.
– Вот мужичьё! По-бабьи визжат! – изумился Василий Перовский.
– Да это ж бабы и есть! – У Парпары заходили желваки на скулах, выхватил саблю со свистом, глянул на хорунжего.
Французов было сотни полторы – на полусотню многовато.
– Не побьём, так напугаем!
И казаки помчались на врага.
Верно. Напугали. Французы бросились к лошадям, бабы за ними. Ушли наполеончики, на отставших не оглядываясь.
Казаки подъехали к месту боя. Бабы, окружив нескольких французиков, неистово размахивали косами, увеча и убивая.
– Остановитесь! – приказал хорунжий.
Остановились, да не сразу. Один уцелел.
– Отдайте этого нам! – сказал бабам хорунжий. – Где ваши мужики?
– Пошли обоз громить! – ответила молодка с серпом в руке, вся забрызганная кровью. – Нашу деревню два раза грабили. Мы в лес, а эти и в лесу нас нашли.
– Пленный – офицер. Он весьма сгодится командованию, – сказал бабам Василий. – Узнаем, какие войска на нас идут.