Царская карусель. Война с Кутузовым

– Я сутки здесь буду, – сказал Давыдов. – Проситесь в партизаны, господа. Не дай бог, но будущая война с антихристом может превратиться как раз в партизанскую.

Разъехались.

Генерала Карпова нашли в Утице.

Доложив о дороге в Татариново, о лазарете в овраге, Василий помянул про Московское ополчение.

– На дороге, в нашем тылу полк поставлен. А все ополчение в Василькове.

– Слава богу! – обрадовался Карпов. – Где нынче полк, там завтра дивизия будет. Господь нас услышал, а Кутузов подкрепил.

Карпов и Шаховской все еще были вместе. Генералы глядели в карту, будто она могла показать им что-то еще, кроме уже начертанного. Василий приметил Льва среди штабных. Лев подошел, шепнул:

– Я видел Жуковского. Он меня узнал, обрадовался. У него эполеты поручика. Пять дней шел в пешем строю.

– Что рассказывает?

– Смеется: у себя в деревне из пистолета по огурцам стрелял, так что во француза, может быть, и попадет. А вот шпагу, говорит, последний раз брал в руки в пансионате.

– Ополчение, оно и есть ополчение! – сказал Василий, и снисходительность брата не рассердила Льва. Они и впрямь люди обстреленные, кое-что повидавшие за два месяца войны.

– Кивера у них мне не понравились, – сказал Лев. – Медвежьи. В свалке свои же могут за французов принять.

Где-то глухо, сразу сорвавшись в неумолчный волкодавий брех, взрокотали пушки.

Рука у Василия сама собой нашла саблю. Юные квартирмейстеры смотрели на генералов.

– У Коновницына! – определил Карпов.

– Это в Гридневе, – показал Шаховской место на карте. – Король неаполитанский прет на Петра Петровича. Вот уж кому достается! С Вязьмы в боях. В былые времена каждый такой бой записывали в историю для вечной памяти потомков.

– Арьергард у нас выдающийся, – согласился Карпов и отпустил братьев Перовских в полк.

По дороге Лев рассказывал:

– В ополчении я еще Николая Муравьева встретил. Муравьев 1-й, Сашка, третий день у Коновницына.

– Николай в ополчении?! – удивился Василий.

– Что ему там делать?! При генерал-квартирмейстере Вистицком. В ополчении отца искал, нашего учителя Николая Николаевича-старшего. 5-го, Мишу, назначили с Щербининым к Беннигсену в Генеральный штаб. Между прочим у Коновницына начальником штаба полковник Гавердовский… Сашка в Полянинове был в деле. Кутузов послал его просить Коновницына продержаться на месте хотя бы четыре часа. Вот и остался в арьергарде.

Пушки не умолкали. По горизонту клубились облака порохового дыма. Облака то и дело вспыхивали.

– От такой пальбы стволы пушек небось красные! – сказал Лев.

Василий смотрел и молчал.

Они вернулись к полку, когда казаки ужинали. И оба получили приказ: поесть и – спать. Ночью обоим назначено француза слушать.

Письмо царю

Гревшая спину милая радость бесшумно упорхнула из постели, и, не желая расставаться с теплом, Михаил Илларионович передвинулся на ее место, дорожа не улетучившейся, сбереженной одеялом благодатью.

– Ну, здравствуй, Кутузов! – сказал он генералу, обретая в себе это чудовищно огромное, существующее помимо него – «Кутузов».

Тепло, оно ведь теплое. Усмехнулся. Придет время, станут гадать о хитростях старика-генерала. А всей хитрости – тепло. Бабье тепло – дивная память об утробе материнской, сладкое отдохновение от мира сего.

Вчера, перед тем как лечь в постель, Михаил Илларионович устроил возле печи купанье в деревянном крестьянском корыте. Смыл дорожную грязь, обновил себя перед грядущим, перед неотвратимым. Потому и возлег в нижнем белье.

– Кутузов так Кутузов!

Сел на постели. С постели – на скамеечку. Не покряхтывая, не испытывая неудобства от своего старческого брюха, натянул штаны, сапоги.

Посмотрел на иконы, на мундир – облачился. Вот теперь и впрямь не раб Божий Михайла перед Господом – Кутузов.

Прочитал «Отче наш», «Богородицу». Умылся и еще раз прочитал обе молитвы.

За дверью спальни, как в засаде, тысяча дел. Послал дежурного адъютанта к колонновожатым за полковником Нейгартом.

Пайсия Кайсарова звать не надо: явился бритый, свежий, сказал по-домашнему:

– Доброго здоровья, Михаил Илларионович.

– Здравствуй, друг мой. Скобелев будет нужен. Письмо государю отписать. Но сперва прикажи подавать завтрак. Позавтракаешь со мной? – то ли спросил, то ли пригласил.

На завтрак рисовая каша с черносливом, семга, масло, кофе.

– А правду говорят, что у вас в Москве фельдмаршал Гудович запрещал на тройках ездить?

Кайсаров не уловил, что за таким вопросом.

– На заставах одну лошадь непременно выпрягали.

– А как ты думаешь, отчего солдат строем водят воевать?

Опять нежданность. Кайсаров напрягся, скрывая волнение. Что это с Михаилом Илларионовичем?

– Чтоб тысяча была, как один человек.

– Чтоб тысяча-то?.. Придет время, когда один человек будет равен тысяче. Нынче что нам подавай? Каре, шеренги, полки…