Царская карусель. Война с Кутузовым

– Написано весьма! – сказал Александр. – А понять, однако ж, сложно, в какую столицу прибыл государь. В Москву? В Петербург? И откуда прибыл?

– Болтовня, но война без святой лжи – не война! – Муравьев 2-й бросил афишку в подернутый пеплом костер.

Все смотрели, ждали. Афишка потемнела в середине, а вспыхнула с краю.

– Воистину святая ложь! – согласился Муравьев 1-й. – Светло бумага сгорела.

Глазов ткнул сапогом в умерший костерок.

– Николай прав. Грядет размен. Нас разменяют, чтобы показать Наполеону бессмысленность его затеи.

– Всякая война – размен, – сказал Муравьев 1-й. – Быть убитым ради жизни России – это ведь и есть наша истинная служба.

– Быть вечностью?! – усмехнулся Глазов. – У вечности есть цезари и ганнибалы. И только.

– Все остальное – Рим и Карфаген! – возразил Муравьев 1-й. – Мы будем – Россия.

Слухачи

Ночи августа бархатные, но черного бархата.

Братья Перовские шли следом за Кормилицыным, Парпарой, Харлампием. Казаки днем путь разведали, вели быстро, уверенно. Перед Василием Лев, замыкали отряд присланный из Главного штаба поручик и двое казаков. Поручика даже не представили. Едва сошел с лошади, как тотчас в путь. А в разведке молчание – золото.

Василий шел, не позволяя себе думать о чем бы то ни было. Иди, не спотыкайся – в этом боевая задача и бережение. В березняк попали, березовые ветки хрусткие, а шуметь не надо. Днем юные деревца сияли белизной, они и теперь светились. Из рощицы ухнули в овраг. Овраг вывел в поле. Перебрели через ручей. Снова вверх и – замерли.

– Пся крев! – выругался кто-то шагах в двадцати всего. Должно быть, человек роста немалого, уж очень густой голос.

Пришлось залечь. Поляк попал в заросли крапивы и клял Россию и русских.

Отползли, выбрались из ложбины – костры. В сотне шагов.

– Каминского поминают, – шепнул поручик Василию. – Стало быть, здесь кавалерийская дивизия.

Василий промолчал.

Разделились, поползли к кострам. Отдельно Лев, отдельно Василий, присланный офицер с казаками.

Василий увидел куст, но вдруг решил: сюда не надо. Укрылся за травяной кочкой. Возле костра уланы. До костра так близко, что тени встававших в рост накрывали кочку.

– Ну что, загнали русского медведя в угол? – спросил офицер, подошедший к костру.

– Для русских Москва дороже собственной жизни, – откликнулся один из рядовых. – У медведя лапы тяжелые, с когтями. Начнет отмахиваться, только держись.

– Дураки под лапу попадают. Императора страшит не грядущее дело – его пугает, как бы русские снова не ушли. Одно – гнать поверженного врага, и совсем другое – искать по силам если не равного, так наверняка упрямого.

– Так точно, пан поручик, упрямого. Наполеон не раз убивал у русских тысяч по двадцать, но дело приходилось миром кончать.

– То было в неметчине. Посреди своей земли русские мира просить не станут, тем более пощады.

– Мы здесь тоже ради свободы. Да воскреснет Ржечь Посполитая!

– Император собирался кончить войну еще в Витебске. Сам провозгласил уничтожить Россию за три года: кампания 1812-го – завоевание Литвы и Белоруссии, 1813-го – Москвы, 1814-го – Петербурга. Усидчивости Наполеона хватило на пять дней. Но теперь до Москвы сотня верст. Три перехода.

– И завтрашний день.

Василий понимал каждое слово. В Почепе у благодетеля было два хутора, заселенных поляками. В имении поляков тоже было немало.

«“Завтрашний день!” – ухватился за мысль Василий. – Надо возвращаться. Генеральное сражение, видимо, назначено на завтра». – И услышал:

– Никто, кроме императора, не знает, когда начинаем…

– Пан поручик, вы лучше скажите: быть ли нашему Понятовскому – Маршалом Франции?

– Отчего же не быть? Возьмем Москву, добудем «шапку Мономаха»…

– Ну, если добудем – нас всех в поручики произведут, поручиков – в генералы. Если сие будет завтра – хорошо, а если в свой срок… – У костра засмеялись.

– Генералы завидуют поручикам. У поручиков все впереди, а что у генерала? Ломота в спине, жалкая пенсия и вздохи по уплывшей жизни.

– Да будем вечными поручиками! – Чарки зазвенели.

Вернулись слухачи за полночь.

Перовского 2-го послали с поручиком в штаб армии. Разведчики установили, где стоят пехотные дивизии Красинского и Княжевича, конница Каминского, отряд Рожнецкого.

После доклада Беннигсену поручик отвел казачьего квартирмейстера в овин.

– Здесь вся штабная молодежь. До утра есть время поспать, – и, прощаясь, вдруг обнял товарища по разведке: – Я знаю, вы из того странного сословия, к коему сам принадлежу. Мы на совесть потрудились ночью, но нам с вами нужны битва и подвиг. Мы обязаны, ради потомков наших, а коли суждено иное, ради наших странных фамилий, совершить подвиг! Будет дело, пойду в самое пекло.

Расцеловал, стиснул руку и растворился во тьме. Василий так и не успел спросить имени боевого товарища.

В лагере ополчения

Под утро шел дождь.

Поручика Жуковского пробудила его привычка вставать, едва день занимается.