И тут Василий углядел: штабные обер-офицеры, да ведь и прапорщики, тоже все в шарфах! У всех вокруг шеи, через плечо, по-кутузовски.
Сначала побывали в 4-м пехотном корпусе генерал-лейтенанта Остермана-Толстого. Александр Иванович – герой, истинная слава России.
В лице твердость, глубокие складки вокруг рта – озабоченный человек.
Конь-о-конь с главнокомандующим оглядывали позиции 11-й и 23-й пехотных дивизий. Артиллерию граф поставил на крутых берегах Колочи. Орудия спрятаны за вкопанными в землю кустами и молодыми березками.
– Хитро! – одобрил Кутузов. – Хитрость в сражении на одну минуту, но сия минута врагу обходится дорого.
Прискакал Милорадович. Под его команду Кутузов отдал правый фланг Барклая де Толли, корпуса Багговута и Остермана.
– Жалко, Наполеон задерживается, господа! Погода для сражения – лучше не надо: не холодно и не жарко и светло.
Весел, на вид беспечен, но воин знаменитый. И замечательно приветлив! Михаил Илларионович, однако, знал, что говаривал о нем дежурный генерал Суворова в Итальянском и Швейцарском походах: «Кутузов – человек подлого нрава».
– Михаил Андреевич, а у меня к вам будет нижайшая просьба, – склонил голову перед графом. – Знаю, солдат вы бережете. Но сами-то, бога ради, не подставляйтесь хотя бы под пушки.
– Умом-то я сторожусь, Михаил Илларионович! А как дело закипит: глядь, в самом пекле. Но здесь вроде бы иное. В обороне. Стоим крепко, и за спиной надежно: 2-й конный корпус Корфа. Шесть полков. Еще глубже затаилась 1-я кирасирская дивизия.
– С богом, Михаил Андреевич! С богом, Александр Иванович! – попрощался Кутузов.
От Остермана двинулись к Горкам. Перовского 2-го грызло беспокойство: не самочинство ли быть среди офицеров штаба, но приказа о немедленном возвращении в полк он не имел, а теперь, при стольких начальниках, озабоченных высшими интересами, до подпоручика никому дела нет.
На два крыла армию Барклая де Толли делила Новая Смоленская дорога – стрела к сердцу Москвы. Командующий квартиру свою разместил в Горках. Всюду кипела работа, издали муравьиная и вблизи – муравьиная. Солдаты разбирали заборы и даже избы на устройство биваков, на костры для варения каши. Из созидательного, но опять-таки для разрушения – на краю села рыли окопы и устанавливали тяжелые дальнобойные орудия.
Горки и впрямь были горками. Смоленская дорога взмывала здесь из поймы рек и ручьев на высоту главенствующую, величавую. Дорога шла через село и, должно быть, давала немалые доходы жителям.
Война тоже ухватилась за Горки – командирам видно далеко, пушкарям цели, как на ладони.
У подошвы холма тоже ставили пушки. Скорострельные, для обороны. Иные орудия были направлены на Бородино. Бородино – для противника все равно что красная тряпка для быка. На острие позиции Барклай де Толли разместил в Бородине лейб-гвардии егерский полк.
Завидев командующего, Кутузов спешился. А сие дело было непростое. Подскочили два казака: один взял лошадь под уздцы, другой поставил на землю скамейку, помог Михаилу Илларионовичу не ступить мимо.
У Василия сжалось сердце: ноги вождя нездорово полные, потому и скамеечка.
«Дай Господи здоровья Михаилу!» – помолился про себя Перовский и почувствовал слезы на глазах. Протер вроде бы от пыли, но большой пыли не было. Пыль и жарища остались в Дорогобуже, в Вязьме, в Гжатске. Вот где жуткие вихри вздымали дорожную взвесь в зенит, солнце застили.
Нынче ночью было ветрено и холодно. Слава богу, в сене ночевал.
У верховного начальства беседа получилась весьма краткой, было видно, как закаменело лицо бывшего главнокомандующего. Кутузов приказал 3-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Тучкова 1-го, скрытно, в обход, перевести на левый фланг, на Старую Смоленскую дорогу. Иначе говоря, передать Багратиону.
Корпус имел в своем составе 1-ю гренадерскую дивизию и 3-ю пехотную Коновницына. Однако Коновницын командовал теперь арьергардом, и 3-я дивизия не выходила из сражений с Гжатска. Многочасовые бои в Полянинове, у Гриднева, у деревни Валуево…
Кутузов, готовясь перехитрить Наполеона, приказал Тучкову спрятаться за Утицким курганом в кустарниковом лесу. Для Наполеона слабый левый фланг русских должен стать губительной приманкой. Михаилу Илларионовичу с Тучковым переговорить не пришлось, но, отдавая приказ, он тотчас отправил адъютанта в Московское ополчение к генералу Маркову: пусть поставит на Старой Смоленской дороге в поддержку Тучкова семь тысяч ратников.
Из Горок штаб направился в 6-й пехотный корпус генерала от инфантерии Дохтурова.
На броде через речку Стонец главнокомандующего разыскал майор Андрей Кайсаров. Сообщил о прибытии чудотворной иконы Сергия Радонежского, присланной Московским митрополитом Платоном.
Поехали молиться.
Возле шатра с крестом несколько священников исповедовали и причащали солдат и офицеров.
Василия удивили заплаканные лица. Резануло по сердцу: «Помирать, что ли, все собрались!»