У Перовского 2-го в ямочке под горлом – он это чувствовал – образовалась пустота, тяжелая, как гирька. Она держалась, должно быть, на жилке, на волоске… Зрелище развертывалось чудовищно прекрасное. Так смотрят на грозу, полыхающую в облаках, где-нибудь за большим озерцом, за лесом, на краю равнины – великолепно и не страшно: молнии пронзают землю за три версты от тебя.
Здесь было то же самое. Кавалерия вздыбившейся волной пошла, пошла и – растеклась по земле, синяя, как цветы, с искрами по всему пространству.
– Да это же сабли! – догадался Василий.
Синее, сверкающее, веселое обступило широкую темно-серую кочку деревни.
Обер-офицер, приблизившись к главнокомандующему, доложил:
– Кавалерийская дивизия Орнано 4-го пехотного корпуса вице-короля Евгения Боларне заняла Беззубово.
– Вижу, голубчик! – сказал Кутузов, не глядя направо от себя.
Под барабанный мерный бой, не позволяя беспорядочной пальбе и залпам сбить с ритма, к высоте, где расположился штаб, всеми своими тысячами солдат шли две пехотные дивизии.
– Брусье и Дельсон! – позволил себе пояснить обер-офицер.
– Сейчас пошумим! – извинился перед начальством артиллерийский полковник.
Восемнадцать пушек батареи Раевского, как и предписано уставом, неторопким, но жестоким огнем выламывали живую силу итальянского воинства.
Кутузов, этакое обмершее существо, вдруг резко повернулся к генералам и приказал:
– Пустите вторую кирасирскую дивизию. Истреблять, гнать!
«Вот кто на такие картины насмотрелся всласть!» – подумал Перовский о Кутузове. Душа вострепетала: когда-нибудь он тоже с холма будет приказывать корпусам, дивизиям, батареям…
И не успел даже испугаться: мечтания в сраженьях наказуемы.
Дивизии неприятеля притекли под Курганную высоту, и батарея завизжала, как в истерике. То была картечь. Ровные ряды солдат, ужасающие неотвратимостью напора, стали ложиться, будто по ним шаркали не очень умелою косой, с пропусками. Но барабаны все еще гремели, дивизии шли… под неумолимую косу. И всё рассыпалось, как наважденье. Ни строя, ни грозы, всё бежало, и за бегущими мчались с молниями в руках железные кирасиры.
Кутузов, сидя на скамеечке, опять рисовал рукоятью нагайки вензеля на песке, словно бы забыл об атаке Брусье и Дельсона. Вице-король присмирел, страница перевернута.
Склонивши голову, главнокомандующий вслушивался в рев Шевардинского недостроенного редута. Пушки отсюда предполагалось перевести на новую позицию, занимаемую армией Багратиона. Не успели. Да ведь и сомневались. Редут с фланга нависал над дивизиями Наполеона, в случае атаки на Бородино…
Защищать редут осталось двенадцать крупнокалиберных орудий, еще восемнадцать прикрывали правый фланг 27-й пехотной дивизии генерал-майора Неверовского и бригады драгун полковника Эммануэля – Киевский и Новороссийский полки. Новороссийским командовал зять Кутузова полковник князь Кудашев.
Всего, с кирасирами резерва, с егерями в лесах перед Шевардино и перед самим редутом, было восемь тысяч пехоты, четыре тысячи кавалерии и тридцать шесть орудий.
Наполеон привык подавлять. Принявши редут за левый фланг русской армии, а сей фланг манил доступностью, гений войны отдал приказ овладеть редутом маршалу Мюрату, королю неаполитанскому, и маршалу Даву. Корпус Понятовского должен был только обеспечивать наступление: лишить русских возможности ударить по дивизии Компана с фланга. Компана шел на редут в лоб. С севера еще две дивизии – Морава и Фриана, а дабы сжечь огонь огнем, Наполеон выставил против тридцати шести русских пушек сто восемьдесят шесть.
По смыслу Шевардинский сей бой был всего лишь разведкой. Но в «разведку» бросили чуть ли не сорок тысяч пехоты и конницы. Это была разведка русского духа, русского солдата – много ли он стоит?
Но главное, Наполеон показывал дикарскому воинству москалей, сколь он страшен, сколь велика воля его.
Командующие командуют, но война сама знает, какой ей быть.
Корпус Понятовского быстро занял село Ельню, пустил пехоту по лесам и перелескам, гоня прочь русских егерей. Поляки опередили французские дивизии и первыми ударили на Шевардинский редут.
Кутузов со своим штабом был уже на левом фланге. Дабы кончить дело резво и убедительно, он послал в бой спрятанную до времени тяжелую кавалерию генерала Дуки. В это же время ударили драгуны Эммануэля и Кудашева, подоспевшие кирасиры Малороссийского полка. На виду всей французской армии русская кавалерия окружила польскую батарею. Взяли в плен шесть орудий, с прислугой, с лошадьми.
Плененные пушки Кутузов тотчас отправил провезти по своим позициям, показать, чего стоят наступающие, и – в Москву: порадовать Ростопчина и весь стольный град.
Бой среди тьмы
А бой за Шевардинский редут только теперь и начинался. Дивизия Компана вошла в Доронино, просочилась лесом, построилась и кинулась на пушки.
Все тридцать шесть орудий перемалывали французов, а Тернопольский и Фанагарийский гренадерские полки дивизии Неверовского отбросили корпус Понятовского, шедшего в обход.