Царская карусель. Война с Кутузовым

В этом безумстве промотанных в считанные дни миллионов, однако ж, была не только здравая, холодно рассчитанная мысль, но и действо, равное великому сражению, в коем судьба не выбирает победителя. Победитель вот он, и един на весь мир.

Десять праздников, уничтожительных для всех коронованных особ Европы, – были виртуальным троном, воздвигнутым корсиканцем на головах поклонившихся ему.

Императорская чета Австрии, король Пруссии, король и королева Саксонии, королева Вестфалии, герцоги и герцогини немецких карликовых государств: Веймара, Кобурга, Мекленбурга, Вюрцбурга. Знать, министры, и среди министров бывший враг Наполеона, а ныне верный союзник Меттерних – вот оно, величие и заодно предупреждение: всем непокорившимся.

29 мая хозяин Европы был уже в Торне, и стало наконец ясно: Наполеон останавливался в Дрездене по дороге в армию. Армия тремя колоннами маршировала к Неману.

Но разве для русских всё это было нежданностью?

Военный министр Барклай де Толли прибыл в Вильну еще 28 марта! В командование 1-й Западной армией вступил 31-го.

Император Александр, опередив Наполеона на полтора месяца, к войскам на Западной границе явился 14 апреля. И тоже пошли балы. Не имперские, не показные, однако ж наполеоновским не чета. Это были балы признательности – государь почтил! Балы любви. Ну какая же из подданных Его Величества не влюблена в белокурого ангела с венцом на прекрасной главе? И куда денешься от соревновательности принимающих? Принимали-то гордецы поляки, литва тоже из кожи вылезла – лишь бы затмить основательностью богатства шляхетскую показуху, всех этих Потоцких, Чарнецких, Чарторыйских…

Так для кого же тогда война стала неожиданностью?

Для России.

Через полгода после вторжения Наполеона Александр выскажет претензии своему военному министру, обвинив в мягкотелости: «Сколько раз я напоминал вам о постройке необходимых мостов: множество инженеров путей сообщения было прикомандировано к армии, а между тем большинство мостов оказалось в негодном состоянии. Решив отходить назад, необходимо было организовать госпитали соответственным образом; между тем, прибыв в Вильну, я нашел там госпиталь с несколькими тысячами больных, эвакуации которых я не переставал требовать в течение нескольких дней. Вот, генерал, говоря откровенно, те ошибки, в которых я могу вас упрекнуть. Они сводятся к тому, что вы не были достаточно уверены в том, что отдать приказание и добиться его выполнения – это вещи совершенно различные».

Упрекал Александр министра и за невыполнение еще одного замечания. Высочайше было указано на громоздкий обоз. Обоз требовалось отправить в тыл до начала войны, а в результате пришлось отступать по дорогам, забитым тысячами телег.

Вавилон

Заходя во дворец, Александр Семенович бросил сухую сосновую палку, свой посох дорожный, и очутился не в Вильне, а в самом Вавилоне. Весь военный чиновный Петербург был при армии и кипел в трудах. Планы будущей кампании росли, как грибы: вести войну на территории Польши и Пруссии – идея старая, предлагавшаяся год тому назад военным министром Барклаем де Толли, в те поры возможная, а ныне бессмысленная, ибо Пруссия и Польша были заняты французскими войсками; закрыть мощной группировкой дорогу на Петербург; оставить без боя Литву и превратить строящийся Дрисский лагерь в крепость, в коей отсиживаясь, перемолоть Великую армию Наполеона.

Первое, что бросилось в глаза Александру Семеновичу, – несообразность действий главного интенданта Канкрина и командующего армией Барклая де Толли.

Ежели строился Дрисский лагерь – денег тут не считали, государственная необходимость превыше всего! – стало быть, оставление Литвы – дело решенное, но зачем тогда Вильну наводняли обозами с продовольствием, с оружием? Ведь, надо полагать, «легкомысленная» жизнь в Вильне задумана Александром напоказ Европе: Русская империя не желает войны, не начнет войну первой, ведь по берегам Немана, столь замечательной природной крепости, не строится ни единого оборонительного сооружения!

Ладно генерал Фуль – советник царя по стратегическим вопросам – полный дурак, да где же он, умница Барклай?

Ответ на свой вопрос Александр Семенович получил на первом же обеде за государевым столом.

– Я доволен моими генералами, – сказал царь, даря просветленною улыбкой мундиры тяжелых эполет. – России суждено охладить южную кровь любителя войны. Прежде всего мои упования на тебя, Михаил Богданович, на главного распорядителя моих войск.

Барклай де Толли поднял свою высоко посаженную голову еще выше и медленно склонил:

– Я только исполнитель Вашего Величества повелений.

У Шишкова сердце похолодело: у 1-й армии и, стало быть, у всех других армий, нет вождя. Поразило: придворная ловкость главнокомандующего принята с благожелательным удовольствием.

И еще пришлось удивиться: подали дичь, поставили блюдо с огромным осетром, и сие в среду Страстной недели. Конечно, поход… Но во дворце уж как-нибудь смогли бы сыскать постной пищи.

Тарелку не отодвинешь, коли царь кушает то же, что и тебе дадено.