Наполеон на сие ничего не сказал, но смотрел на меня долго. У него тяжелый взгляд. Необычайно тяжелый.
Балашов сел, молчание воцарилось в кабинете.
Вошел дежурный генерал Адам Ожаровский:
– Донесение командира 1-го корпуса генерала Витгенштейна.
– Зачитайте! – разрешил Александр.
– «Шестнадцатого июня при Вилькомире произошло сражение с корпусом маршала Франция Удино. – Писано было по-немецки. – Против арьергарда, коим командует генерал Кульнев, действовало в начале дела треть корпуса, но бой длился восемь часов, и к Вилькомиру подошли основные силы маршала Удино. Корпусу французов противостояли два пехотных полка, четыре кавалерийских и несколько орудий. Однако арьергард задержал противника, позволяя 1-му корпусу перейти бродами реку Свенту. В сражении принял участие волонтер, генерал-лейтенант, кавалер ордена Георгия III степени граф Остерман-Толстой».
Ожаровский щелкнул каблуками, положил донесение на стол императора Александра.
– Кульневу хвала! – сказал Александр, поднимаясь. – Задача для всей 1-й армии на сегодня одна: мы не знаем, где французы. Мы должны это выяснить без промедления.
Всех отпустил, оставив при себе Паулуччи.
Шишков и Балашов от государя вышли вместе. Их резиденцией был сенной сарай.
– Еще один русский пригодился армии! – буркнул Шишков.
– О Лаврове говорите? – спросил Балашов.
– О Лаврове.
– Николай Иванович – отменный командир. Ему в войсках привычнее, чем в кабинете.
Лаврова отправили в гвардейский 5-й пехотный корпус. Заместителем командира. Гвардией командовал великий князь Константин.
– Александр Дмитриевич, позвольте быть откровенным? – Шишков даже остановился. – Я – человек морской, не больно много понимаю в управлении войсками на суше. И все-таки! Кто у нас командующий? Мы так резво мчимся, что не знаем, где наш враг! Мы желаем соединиться с армией Багратиона, но движемся не на юг, где эта встреча была бы неминуемой, – в прямо противоположную сторону. Мы что, собираемся привести Наполеона в Петербург?
– Я вот о чем думаю, Александр Семенович! Успехом Кульнева мы теперь, как щитом, прикроем нашу растерянность, наше бегство.
– Благодарю вас за неумолчание сказанного Наполеоном о государе. – Шишков склонил голову. – Наполеон – злодей, враг, но ведь прав: место нашего государя – быть во главе царства, и отнюдь не армии.
Маленький ростом Балашов снизу глянул в глаза Шишкову. Александр Семенович даже почувствовал покалыванье в затылке от такого взгляда.
– Ежели Бонапарт вдруг явится перед нашей армией, возглавляемой царем, ежели сражение склонится к пользе завоевателя, то – заключение мира, позорного для России, станет неизбежностью.
– Александр Дмитриевич! Я именно об этом! Господи! Злодей разгрохает Барклая, это будет громадное несчастье, но для Барклая, для солдат его армии! У России найдутся другие генералы, другие солдаты… Надобно…
– Надобно, – согласился Балашов.
И Александр Семенович с тоскою в сердце подумал об охлаждении к нему Аракчеева. Утерял предложенную близость, а уж по какой причине? Должно быть, Алексей Андреевич подосадовал на себя за душевную расслабленность в грозный час…
– Без графа Алексея Андреевича к сему делу и подступиться невозможно, – вслух сказал адмирал.
– Бог даст, и будет! – Суровый Балашов верил в высшую правду.
В это самое время Александр решил для себя и для армии еще один кадровый вопрос.
Флигель-адъютант вместе с донесением Витгенштейна привез письмо, предостерегающее, но прямодушное.
«При корпусе графа Витгенштейна, – сообщал Уваров, – видел я графа Остермана, который с тем приехал, чтобы ожидать начала, а как оное уже объяснилось переходом неприятеля границы и даже пушками и ружьем под Вилькомиром, то и полагает явиться граф Остерман в Главную квартиру с тем, чтобы быть готову на всякое употребление как заблагорассудите, ежели не иначе, то хотя на ординарцы к Вашему Величеству. Сие похоже на графа Остермана и на настоящего русского».
Расспрошенный о деле под Вилькомиром адъютант Витгенштейна рассказал: во время сражения генерал Остерман, в очках, в мундирном сюртуке, с орденом Святого Георгия на груди, был при артиллеристах, направлял огонь и весьма помог при отражении конных атак, при переходе реки. Был спокоен сам и суеты среди солдат не допустил. Однако ж в командование не вмешивался.
– Филипп Осипович! – сказал государь своему новому начальнику штаба. – У нас ведь 4-й корпус практически без командира. Павел Андреевич Шувалов болен, и, кажется, серьезно. Пошли за Остерманом. Человек строптивый, да командир отменный. Пусть приезжает в Дрисский лагерь. Надеюсь, отступление наше закончено, и весьма успешно. Надобно быстро освоить укрепления, подождать врага и хорошо сделать предстоящее дело.
Веселящиеся немцы
Балашов и Шишков, соединя харчи, собирались пообедать, когда из Главной квартиры приехал флигель-адъютант Кикин.
– Приказано продолжить наше бегство! – объявил он министру и Государственному секретарю. – Приказы у нас уже отдает не командующий, а его начальник штаба. Вот еду к Барклаю сообщить ему, где он должен стать армией и как скоро.