Царская карусель. Война с Кутузовым

Визитом почтил начальник походной типографии майор Андрей Кайсаров, профессор русской словесности Дерптского Университета, доктор, защитивший диссертацию в Геттингене.

– Я читал вашу книгу «Мифология славянская и российская»! – встретил ученого-майора адмирал, Государственный секретарь, пиит, член Российской академии. – Ваша книга, Кайсаров, тот же Дантов Виргилий, ибо защита богатств русского и славянского языков, стремление представить во всем великолепии народную фантазию и народные древнейшие верования – обществу, почитающему за просвещение греческую и римскую мифологию – есть адов труд. Но, будьте уверены – труд благодарный и даже бессмертный, покуда ходит под Богом наш русский народ по своей русской земле. Напомните ваше отчество.

– Андрей Сергеевич! – поклонился Кайсаров. – Если моя книга сколько-нибудь полезна, то что говорить о ваших сочинениях. «Те, которых слабый слух, приучась к иностранным языкам, не смеет возвышаться до согласного громозвучания старославянского языка…» Как сказано! Я и далее помню: «Мне кажется, буквы ч, ш, щ возвели славянскую азбуку и язык до такой силы и звучности, до которых все новейшие языки, не имеющие сих букв, тщетно покушаются вознестись». Само ваше слово, Александр Семенович, – громокипящее, но я потревожил вас ради служебных дел.

– Мне доложили: вы директор типографии…

– Директор и редактор. Вместе с профессором Рамбахом мы прибыли из Риги с двумя типографскими станами. Рамбах – редактор немецких «Вестей», я – русских. С нами четверо наборщиков, четверо печатников. Разрешите представить вам листовку, адресованную итальянским солдатам. Мне важно ваше мнение, ваши замечания. – И виновато улыбнулся. – Александр Семенович, я вижу, что пришел не в лучший день и час…

– Прочитайте! Прочитайте!.. Слава богу, не битва подняла меня… Отлежусь, ежели враг позволит… Листовка, говорите, к итальянским солдатам? Направление весьма перспективное: у Наполеона нет единой армии, а посему беды его впереди, и беды неминуемые.

– Текст написан мною. По-русски. У нас два переводчика, один знает немецкий, другой – итальянский и польский. Я прочитаю быстро.

– О нет! Читайте так, чтоб можно было объять фразу и подумать.

Кайсаров выглядел весьма юным господином. Бровки, как нарисованные. Очень маленький рот и большие глаза. Кроткие, печальные – уж никак не майорские.

– «Итальянские солдаты! – Кайсаров начал странную, замедленную декламацию. – Вас заставляют сражаться с нами. Вас заставляют думать, что русские не отдают должной справедливости вашему мужеству».

– Хорошо!

– «Нет, товарищи! Они ценят его, и вы в час битвы убедитесь в этом».

– Очень хорошо! Уважительно и в то же время совершенно просто. При великолепной величавости обещано сражение жестокое, достойное истории.

– «Вспомните, что вы находитесь за четыреста миль от своих подкреплений. Не обманывайте себя относительно первых движений. Вы слишком хорошо знаете русских, чтобы предположить, что они бегут от вас!»

– Остановитесь, Кайсаров! Тут надо подумать. – Шишков разволновался, разрумянился. – Вы сумели предостеречь итальянских солдат и внушить мне, Государственному секретарю, что не всё так безнадёжно при сей полной безнадёжности. Вот что замечательно. Продолжайте! Продолжайте! Я буду молчать.

– «Они, – я говорю это о русских, Александр Семенович, – они примут сражение, и ваше отступление будет затруднительно. Как добрые товарищи советуем вам возвратиться к себе. Не верьте уверениям тех, которые говорят вам, что вы сражаетесь во имя мира. Нет, вы сражаетесь во имя ненасытного честолюбия государя, не желающего мира».

– Это правильно, что вы не называете имя сего государя. Простите, не сдержался.

– «Иначе он давно заключил бы его. Он играет кровью своих храбрых солдат. Возвращайтесь к себе или, если предпочитаете это, найдите на время убежище в ваших южных провинциях».

– Вы закончили? – Адмирал сидел склоня голову, словно ожидал-таки продолжения. – Солдаты, разумеется, не имеют выбора: бежать из России через Европу в Сицилию – далековато. И все равно ход вашей мысли точный. Когда завоевателям станет тошно, всеми чувствами своими они пожелают быть у себя, подальше от русских. У вас пойдет дело.

Прощаясь, смотрел на молодое лицо замечательного профессора до того огорченно, что носом хлюпнул.

– Нам с вами бы о мифологии, о славянстве… Господи! Пошли перетерпеть войну, Наполеона, безумство человеческое.

– Благодарю вас! Благодарю за добрые слово ваше! – Профессор в эполетах поклонился не по-военному, прижимая руки к груди.

– Без доброго слова, Андрей Сергеевич, без доброго слова нынче русскому человеку невозможно, как солдату без ружья. – Шишков отвел со лба седой вихор, отирая пот, и вдруг, сощурил глаза: – Господин Жуковский ваш друг?

– Самый близкий. Жуковский, Мерзляков, Воейков, Андрей и Александр Тургеневы… Это – моя поэтическая юность.

Шишков кивнул. Седой, огромный, он стал похож на льва.