Читаем Царственный паяц полностью

Однако чаще всего отдельные периоды творчества Северянина оцениваются крайне

неоднозначно, есть тенденция к их противопоставлению. На момент показалось, что

было «два разных поэта, носивших одно литературное имя, — пишет автор одной из

работ о поэте. — <...>“Ручейковую” и ласковую лирику Северянина, рожденную

любовью к земле, с которой был долго и горько разлучен, надо сегодня возродить,

отделив и от ироничных салонных “поэз”, и от крикливой саморекламы ранних

программных стихов. У нее задачи иные и иное лицо. Пусть поэт в новой, посмертной

жизни на родине не столько “эпатирует” презренного обывателя, сколько напоминает

людям о дорогом чуде — о чувстве родины, разрыв с которой — всегда мучителен»24.

Двойственность восприятия поэзии Северянина определяется общей

неразработанностью его наследия, которое нередко предстает обедненным, разъятым

на случайные фрагменты.

Я - соловей, я без тенденций

Остается распространенным миф о равнодушии Северянина к общественной

жизни. На самом деле его лирика и публицистика, когда- то отвергнутые на родине по

идеологическим причинам, заслуживают пристального внимания. Не случайно Петр

Пильский в статье «Ни ананасов, ни шампанского» писал: «С этим именем связана

целая эпоха. Игорь Северянин был символом, знаменем, идолом лет петербургского

надлома»25.

Ощущение души, тоскующей в предгрозье Первой мировой войны, и лирическая

ирония по отношению к витавшему в различных слоях общества желанию уйти от

13

трагизма действительности в «бомонд» и «иностраны» остро и глубоко передавали

чувства современной Северянину интеллигенции. «В этот период, — вспоминала Е. Ю.

Кузьмина- Караваева, — смешалось все. Апатия, уныние, упадничество — и чаяние

новых катастроф и сдвигов. <...> Это был Рим времен упадка. Мы не жили, мы

созерцали все самое утонченное, что было в жизни, мы не

24

Бабигева Ю. В. Аще не умрет... Игорь Северянин // Игорь Северянин.

Классические розы. Медальоны. М., 1991. С. 5, 14.

25

П<ильский П.> «Ни ананасов, ни шампанского» //Сегодня. 1931. 15 сент.

боялись никаких слов, мы были в области духа циничны и нецеломудренны, в

жизни вялы и бездейственны»26.

В августе 1913 г. Северянин пишет Брюсову: «Какое отчаяние вокруг! Какая

безнадежность! Возможность процесса Бейлиса, ежедневные катастрофы, Балканская

гнусность, чума в Новочеркасске, кубофу- туристы...».

Позже, за несколько дней до объявления войны, отдыхавший в Эст- ляндии в

приморском поселке Тойла Северянин откликнулся стихами на убийство австро-

венгерского эрцгерцога Фердинанда: «Германия, не забывайся! Ах, не тебя ли сделал

Бисмарк? <...> Но это тяжкое величье солдату русскому на высморк!» Этакой рифме

позавидовал бы и Маяковский, сочинявший осенью 1914 г. патриотические плакаты

(«Немец рыжий и шершавый...») в издательстве «Сегодняшний лубок».

Северянина осуждали за это проявление чувств (Брюсов назвал стихотворение

«отвратительной похвальбой»). Неожиданно политика вошла в соприкосновение и,

более того, в противоречие с главным лозунгом Северянина — «Живи живое!» Цикл

военно-патриотических стихов составил половину раздела «Монументальные

моменты» в сборнике «Victoria Regia» (1915) — тринадцать произведений, написанных

в период с июня по октябрь 1914 г. Но современники упрекали Северянина в «квасном

патриотизме», цитируя вырванные из контекста строки: «Когда отечество в огне, / И

нет воды, лей кровь, как воду... / Благословение войне!» При этом совершенно

игнорировались две начальные строки, задающие смысл стихотворения:

Я не сочувствую войне,

Как проявленью грубой силы... (1, 56).

В стихотворениях «Поэза о Бельгии», «Начальники и рядовые» (опубл. в 1922 г.)

возникают мотивы Мирры Лохвицкой - боль и сочувствие жертвам войны:

Они сражаются в полях,

Сегодня — люди, завтра - прах.

Возражая свои критикам, Северянин написал иронический «Мой ответ», последняя

строфа которого только усилила нападки на поэта:

- Друзья! Но если в день убийственный Падет последний исполин,

Тогда ваш нежный, ваш единственный,

Я поведу вас на Берлин! (1, 553).

26

Цит. по: Александр Блок в воспоминаниях современников. М„ 1980. Т. 2. С. 62-

63.

На волне всеобщего подъема в дни февральской революции Северянин написал

цикл стихов «Револьверы революции» (он будет опубликован только в сборнике

«Миррелия» (Берлин, 1922). В примечани автора говорилось, что рукописи пропали в

Москве в феврале 1918 г. и были восстановлены по памяти через год в Тойле).

Несправедливо забытый цикл открывается стихотворением «Гимн Российской

республики» («Мы, русские республиканцы...»). Исполнены национальной гордости

стихотворения «Моему народу», «Все - как один»:

Народу русскому дивитесь:

Орлить настал его черед!

14

К лету 1917 г. настроение поэта переменилось: «Искусство в загоне... Что делать в

разбойное время поэтам... Мы так неуместны, мы так невпопадны». Октябрьская

революция отразилась в «Поэзе скорбного утешения» и «Поэзе последней надежды», в

контрастах увиденного «злого произвола» и веры в «глаза крылатой русской

молодежи»: «Я верю в вас, а значит — и в страну». Это была политическая лирика в

Перейти на страницу:

Все книги серии Неизвестный XX век

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии