Однако чаще всего отдельные периоды творчества Северянина оцениваются крайне
неоднозначно, есть тенденция к их противопоставлению. На момент показалось, что
было «два разных поэта, носивших одно литературное имя, — пишет автор одной из
работ о поэте. — <...>“Ручейковую” и ласковую лирику Северянина, рожденную
любовью к земле, с которой был долго и горько разлучен, надо сегодня возродить,
отделив и от ироничных салонных “поэз”, и от крикливой саморекламы ранних
программных стихов. У нее задачи иные и иное лицо. Пусть поэт в новой, посмертной
жизни на родине не столько “эпатирует” презренного обывателя, сколько напоминает
людям о дорогом чуде — о чувстве родины, разрыв с которой — всегда мучителен»24.
Двойственность восприятия поэзии Северянина определяется общей
неразработанностью его наследия, которое нередко предстает обедненным, разъятым
на случайные фрагменты.
Я - соловей, я без тенденций
Остается распространенным миф о равнодушии Северянина к общественной
жизни. На самом деле его лирика и публицистика, когда- то отвергнутые на родине по
идеологическим причинам, заслуживают пристального внимания. Не случайно Петр
Пильский в статье «Ни ананасов, ни шампанского» писал: «С этим именем связана
целая эпоха. Игорь Северянин был символом, знаменем, идолом лет петербургского
надлома»25.
Ощущение души, тоскующей в предгрозье Первой мировой войны, и лирическая
ирония по отношению к витавшему в различных слоях общества желанию уйти от
13
трагизма действительности в «бомонд» и «иностраны» остро и глубоко передавали
чувства современной Северянину интеллигенции. «В этот период, — вспоминала Е. Ю.
Кузьмина- Караваева, — смешалось все. Апатия, уныние, упадничество — и чаяние
новых катастроф и сдвигов. <...> Это был Рим времен упадка. Мы не жили, мы
созерцали все самое утонченное, что было в жизни, мы не
24
Классические розы. Медальоны. М., 1991. С. 5, 14.
25
боялись никаких слов, мы были в области духа циничны и нецеломудренны, в
жизни вялы и бездейственны»26.
В августе 1913 г. Северянин пишет Брюсову: «Какое отчаяние вокруг! Какая
безнадежность! Возможность процесса Бейлиса, ежедневные катастрофы, Балканская
гнусность, чума в Новочеркасске, кубофу- туристы...».
Позже, за несколько дней до объявления войны, отдыхавший в Эст- ляндии в
приморском поселке Тойла Северянин откликнулся стихами на убийство австро-
венгерского эрцгерцога Фердинанда: «Германия, не забывайся! Ах, не тебя ли сделал
Бисмарк? <...> Но это тяжкое величье солдату русскому на высморк!» Этакой рифме
позавидовал бы и Маяковский, сочинявший осенью 1914 г. патриотические плакаты
(«Немец рыжий и шершавый...») в издательстве «Сегодняшний лубок».
Северянина осуждали за это проявление чувств (Брюсов назвал стихотворение
«отвратительной похвальбой»). Неожиданно политика вошла в соприкосновение и,
более того, в противоречие с главным лозунгом Северянина — «Живи живое!» Цикл
военно-патриотических стихов составил половину раздела «Монументальные
моменты» в сборнике «Victoria Regia» (1915) — тринадцать произведений, написанных
в период с июня по октябрь 1914 г. Но современники упрекали Северянина в «квасном
патриотизме», цитируя вырванные из контекста строки: «Когда отечество в огне, / И
нет воды, лей кровь, как воду... / Благословение войне!» При этом совершенно
игнорировались две начальные строки, задающие смысл стихотворения:
Я не сочувствую войне,
Как проявленью грубой силы... (1, 56).
В стихотворениях «Поэза о Бельгии», «Начальники и рядовые» (опубл. в 1922 г.)
возникают мотивы Мирры Лохвицкой - боль и сочувствие жертвам войны:
Они сражаются в полях,
Сегодня — люди, завтра - прах.
Возражая свои критикам, Северянин написал иронический «Мой ответ», последняя
строфа которого только усилила нападки на поэта:
- Друзья! Но если в день убийственный Падет последний исполин,
Тогда ваш нежный, ваш единственный,
Я поведу вас на Берлин! (1, 553).
26
Цит. по: Александр Блок в воспоминаниях современников. М„ 1980. Т. 2. С. 62-
63.
На волне всеобщего подъема в дни февральской революции Северянин написал
цикл стихов «Револьверы революции» (он будет опубликован только в сборнике
«Миррелия» (Берлин, 1922). В примечани автора говорилось, что рукописи пропали в
Москве в феврале 1918 г. и были восстановлены по памяти через год в Тойле).
Несправедливо забытый цикл открывается стихотворением «Гимн Российской
республики» («Мы, русские республиканцы...»). Исполнены национальной гордости
стихотворения «Моему народу», «Все - как один»:
Народу русскому дивитесь:
Орлить настал его черед!
14
К лету 1917 г. настроение поэта переменилось: «Искусство в загоне... Что делать в
разбойное время поэтам... Мы так неуместны, мы так невпопадны». Октябрьская
революция отразилась в «Поэзе скорбного утешения» и «Поэзе последней надежды», в
контрастах увиденного «злого произвола» и веры в «глаза крылатой русской
молодежи»: «Я верю в вас, а значит — и в страну». Это была политическая лирика в