Читаем Царство. 1958–1960 полностью

— Как денежки показали, кубинцы тут же Китайскую Народную Республику признали и денонсировали Договор с Америкой об оказании военной помощи. А на 1 мая Мао у себя с разных стран сторонников собрал, в зал зашёл, при виде его все с мест повскакивали, гимн «Алеет Восток» запели! Это китаец нам в пику делает. Надо по зубам Мао врезать!

— Точно, точно! — кивал Леонид Ильич.

— Я хочу Кубу посильней прихватить и не отпускать! — продолжал излагать Никита Сергеевич. — Решил Микояна туда отправить.

— Правильно! — поддакнул Малиновский.

— Налили? — гладя в рюмку, спросил Первый.

— А как же!

— За наши победы!

28 августа, воскресенье, Огарёво

На кухне они возились третий час. Фрол Романович крутил через мясорубку помидоры, Леонид Ильич занимался перцами, а Никита Сергеевич готовил рассол для консервации огурцов. В рассол он обязательно добавлял тимьян и лавровый лист.

— До меня тут родственники Мехлиса достучались, — сообщил Козлов.

— Чего им надо?

— Представляете, жена Мехлиса совсем плоха, вот они о месте на кладбище беспокоятся.

— Удивительная семейка, она ещё не померла, а они уже её хоронить настроились! — перемешивая рассол, проговорил Хрущёв. — Фрол, подай соль, соли мало! — пробуя с ложки рассол, заключил он.

Фрол Романович засуетился:

— Вот соль, Никита Сергеевич!

— Самого Мехлиса, припоминаю, внезапно инсульт разбил, и так, что он еле двигался и быстро потом помер.

— Собака он был, душегуб! — зло высказался Брежнев.

— Не в том, Лёнь, дело! Душегубов, что ль, мало? Вон, в коридор выйди и сразу на душегуба наткнёшься!

— Это раньше, Никита Сергеевич, их толпы разгуливали, но вы метлой хорошо поработали! — загыгыкал Фрол Романович.

— Я, конечно, постарался, — подтвердил Хрущёв. — И про Мехлиса, что дрянь он, не спорю, но о его недуге так скажу: он под Сталиным работал, вот Сталин его и выключил, точно как Щербакова. Сначала с расправами затаскал, кровью забрызгал, а потом стал пугать. Ты, Лёнь, знаешь, что такое страх?

— Когда бомбежка на войне била, мягко говоря, чуть в штаны не накладывал.

— Бомбежка — это бой, это другое, там страх, как прожектор, вспыхнул и погас, а сталинский страх тебя изнутри давит, сжирает, как ржавчина! Заболел страхом и носишь в себе, а он тебя точит, точит, и так до смерти. Этим наш Иудушка отличался. А некоторые ругаются, что я Сталина обижаю!

— Вы правильно делаете! — закивал Фрол Романович. — Никита Сергеевич, я помидоров целый таз накрутил, может, хватит?

— А ну? — Хрущёв уставился в эмалированный таз.

Козлов приподнял его, показывая содержимое.

— Помидоров достаточно. А у тебя, Лёнь, чего?

— У меня перец болгарский в двух мисках и горького перца нарубил.

— А морковь туда надо? — поинтересовался Козлов.

— Нет, в аджику морковь не кладут. Зеленушки б бросить, зеленушка лишней не будет.

Никита Сергеевич отыскал петрушку, укроп, сельдерей, кинзу.

— Держи, Фрол. Прям мелко-мелко поруби, понял? Мелкомелко!

Каждый снова занимался своим делом. На подоконнике были расставлены пустые банки под будущую аджику.

— Так вот, я про Мехлиса не досказал, — вскинув голову Первый. — Очень уж он на людей наседал, перед Сталиным хотел выслужиться, всё, понимаешь, кулаками работал, и не сдюжил. Однажды Сталин меня спросил: «Что в первую очередь необходимо советскому наркому? — и сам же ответил: — Советскому наркому, прежде всего, нужны бычьи нервы и оптимизм!». А Мехлис про то забыл и скопытился! — хмыкнул Хрущёв.

— А мы, Никита Сергеевич, не забываем, оптимизма у нас через край! — развел руками Леонид Ильич.

— Через край-то, через край, а люди мрут и мрут, сплошные похороны кругом, только и делаем, что по кладбищам ходим! — грустно докончил Первый.

— По мне, лучше чаще на свадьбах бывать, а не на похоронах! — заметил Брежнев.

— Пусть вместо нас по похоронам Суслов ходит! — предложил Козлов.

— Ты ерунду не моли! — отозвался Хрущёв. — Есть порядок, протокол, в конце концов!

— Это я в шутку!

— Ладно, прощаю! Ну вот, я с рассолом всё! А вы, растяпы, как?

— Заканчиваем!

— Давайте я вам помогу! — Хрущёв снова схватил ножик. — Совсем забыл я про Миронова, давно его в гости не звал.

— Да чего забыли, как сидел он в админорганах, так и сидит!

— Надо будет в следующий раз его позвать, он парень не лишний! Ты, Фрол, про Миронова напомни.

— Есть напомнить!

— Жалко, лето кончается, — глядя на реку, проговорил Брежнев, — как зарядят дожди, и привет!

— Ишь, жалостный, лето ему жалко! Лучше скажи, как нам продуктов людям больше дать? Люди нынче распробовались, хотят свой стол разнообразить, а в магазинах бедновато!

— Может, талоны на разные виды продуктов введём, и на предприятиях начнём выдавать? Таким образом, народ разные продукты получит, и расход товара будет учтён, — предложил Фрол Романович.

— Это шаг в прошлое, так не пойдёт! — не согласился Хрущёв.

— Тогда что? Я не знаю!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза