Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления

Особый интерес представляет раздел, посвященный монограммам и печатям. К примеру, по поводу печати Теодориха Шрамм делает следующее наблюдение, которое следовало бы развернуть: «Монограммное nomen regium […] представляет силу и право так же наглядно, как это делает изображение: монограмма не просто служит пояснением к образу, она как бы несет в себе реальное присутствие короля [stellt… den König dar]» (Ibid. Vol. I. P. 226). Во втором томе особого внимания заслуживает раздел, посвященный знаменам (bandum, vandum, banière) и штандартам. Здесь отчетливо проявляются характер и специфическая перформативная сила инсигний, в чем автор, увы, по всей видимости, не вполне отдает себе отчет. Он ссылается на работы историка права Карла Эрдмана, доказавшего, что особая сила знамени не заключена в знаках отличия или цветах, которые оно содержит, но проистекает из самой вещи. Поэтому «нельзя допустить, чтобы корона или знамя короля были потеряны; королевская честь может быть уязвлена и через знамя, и через корону, […] знамя может исполнять роль суверена, оно показывает, где правит установленный им мир и до каких пределов простирается его власть» (Ibid. Vol. 2. P. 653).

В начале этого исследования автор выразил надежду, что из «трактовки знаков власти, которая до сих пор была произвольной и субъективистской», может родиться точная и строгая наука – наподобие тех наук, к которым нас приобщило историческое исследование. Заключение в конце книги, где Шрамм пытается уточнить Grundbegriffe (Ibid. Vol. 3. P. 1068), служившие ориентирами в его труде, свидетельствует о том, что эта задача так и не была выполнена. Если на титульном листе первого тома в качестве эпиграфа к своему исследованию он помещает гëтевское определение символа («Символ есть вещь, которая, не будучи вещью, есть все же вещь, образ, схваченный в духовном зеркале и все же идентичный со своим объектом»), то теперь он цитирует отрывок из Гегеля, в котором символическое определяется как «нечто неясное – и тем более неясное, чем больше форм мы научаемся познавать» (Ibid. Vol. 3. P. 1065). Шрамму так и не удается преодолеть неясность и двусмысленность этих понятий. Наука о знаках власти все еще ждет своего обоснования.

7.7. Науку, именуемую «археологией права», предложил Карл фон Амира, историк, скомпрометировавший себя отношениями с нацизмом, которого Шрамм упоминает в своем исследовании. Наглядным примером археологического метода Амира является эссе о ручных жестах на миниатюрах средневекового кодекса, известного под названием Sachsenspiegel: характерная для этих изображений избыточная мимика сравнивалась с жестикуляцией неаполитанского народа, описанной де Йорио. В споре между теми, кто, подобно Якобу Гримму, рассматривал фигурки на миниатюрах исключительно в перспективе истории искусства – как «cимволику художника» (Symbolik des Künstlers), и теми, кто, напротив, видел в них выражение подлинно юридической мимики, Амира уверенно избирает срединный путь, привлекая ресурсы обеих дисциплин. Так, он разграничивает подлинные жесты (echte Handgebärden), где рука непосредственно является символом духовного процесса, и жесты неподлинные, где рука есть лишь «инструмент символа», направленный не на действительное изъявление воли, а на то, чтобы сделать видимым то или иное социальное свойство личности (Amira. P. 168). Внимание ученого полностью сосредоточено на первых, c целью выяснить, в какой мере жесты на миниатюрах всякий раз могут быть достоверно отнесены к юридической символике.