Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления

На последующих страницах мы попытаемся ухватить связь между властью и славой на примере таких симптоматичных феноменов, как аккламации и литургические доксологии. Реализуя на практике наказ Лютера, согласно которому слава есть нечто ослепляющее взгляд того, кто хочет проникнуть в сущность величия, мы не будем задаваться целью дать ответ на вопрос «Что такое слава? Что такое власть?», но ограничимся лишь внешне более скромной задачей – исследовать образы их отношений и действий. Иными словами, мы будем исследовать не славу, а прославление, не doxa, а doxazein и doxazestai.

8. Археология славы

8.1. Исследования славы в теологической среде были надолго ориентированы в ложном направлении внушительным – по крайней мере, внешне – сочинением Ганса Урса фон Бальтазара под заглавием «Herrlichkeit. Eine teologische Aesthetik» («Слава. Богословская эстетика»). Несмотря на явную этимологическую связь немецкого термина Herrlichkeit со сферой господства и власти (Herrschaft, Herrschen), Бальтазар предпочел развернуть свое исследование о славе в аспекте эстетики. «Эта работа, – пишет он во введении к первому тому, – являет собой попытку развить христианскую теологию в свете третьей трансценденталии и дополнить таким образом рефлексию об истинном [verum] и о добром [bonum] размышлениями о прекрасном [pulchrum]» (Balthasar 1. P. 3). В противовес протестантизму, который де-эстетизировал теологию, он, таким образом, задается целью восстановить ее в подобающем ей эстетическом ранге. Он, безусловно, не мог игнорировать тот факт, что kabod, слава в ее исходном библейском значении, содержит в себе скорее идею «господства» и «верховной власти»; и все же речь для него идет как раз о том, чтобы перенести эти понятия в сферу красоты, точнее – эстетики, в значительной степени отсылающей к Канту:

Речь идет о том, чтобы познать откровение Господа, а Господа можно воистину распознать единственно в его владычестве и господстве, в том, что Израиль называет kabod, а Новый Завет – славой, хотя оно и отделено от нас неисчислимыми тайнами человеческой природы и креста. Это означает: Бог изначально является нам не как учитель («истина»), не как спаситель cо многими намерениями нам во благо («добро»), но для того, чтобы самому показать и осветить славу своей вечной тринитарной любви в том самом «отсутствии интереса», которое роднит истинную любовь с красотой. [Balthasar 2. P. 27]

Бальтазар осознает риск, который может нести в себе такой проект, как «эстетизация теологии»; однако он полагает, что может в достаточной мере предупредить его, сместив акцент с прилагательного на существительное и разграничив таким образом «теологическую эстетику» от «эстетической теологии», в которой «определение неизбежным образом воспринимается в мирском, ограничительном смысле, а значит, в смысле уничижительном» (Balthasar I. P. 68).

Можно усомниться в том, что подобной предосторожности чисто вербального характера действительно было достаточно. В 1930-е годы Вальтер Беньямин, распознавая в фашизме проект «эстетизации политики», противопоставлял ей проект «политизации искусства» (не эстетики). В противоположность попытке Бальтазара «эстетизировать славу» и перенести понятие исконно «политическое» (с точки зрения Петерсона, оно как раз определяло «публичный» характер литургии) в сферу красоты, мы будем придерживаться стратегии интерпретации славы, никогда не упускающей из виду контекст, к которому она изначально принадлежит. Ни kabod, ни doxa никогда не используются в Библии в эстетическом смысле: они связаны с ужасным явлением YHWH, с Царством, Судом, престолом – со всем тем, что может быть определено как «прекрасное» лишь в перспективе, которую сложно не расценивать как эстетизирующую.

8.2. Синтагма «слава Господа» (kаbod YHWH) является основополагающим понятием в иудаизме. В «Путеводителе растерянных» сразу после рассмотрения божественных имен Бога Маймонид уточняет их значение и одновременно их проблематический контекст через тройное членение: