Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления

Познавая Отца, Сын прославился через само это познание, которое есть высшее благо, ведущее к совершенному познанию – познанию, коим Сын познает Отца. Однако я полагаю, что Он прославился познанием, ибо таким образом Он познавал Себя. […] И вся эта слава, которой прославился Сын человеческий, была прославлена через дар Отца. А из всех начатков, ведущих к полноте славы человека, главным является Бог, ибо он прославлен не просто потому, что он познается Сыном, но и потому, что он прославлен в [en] Сыне. [Ibid. 32, 28, 345–349. P. 335–336.]

Процесс взаимного прославления отца и сына совпадает с самопознанием Бога, понимаемым как autosophia (ibid.); этот процесс носит настолько глубинный характер, что нельзя сказать, что прославление совершается сыном: оно совершается лишь в сыне. Отсюда становится понятным, почему «экономика страстей» (hē oikonomia tou pathos) может идеальным образом совпадать с экономикой славы, через которую сын открывает отца (ek tēs oikonomias apokalyptein ton patera ho hyios: ibid., 32, 29, 359. P. 341–342):

Поэтому, когда [Иисус] достиг экономики, согласно которой он должен был вознестись над миром, и, будучи узнанным, прославиться славой тех, кто Его прославил, Он сказал: «Теперь Сын человеческий прославился». А так как «никто не знает Отца, кроме Сына, который его открывает», а Сын должен был открыть Отца посредством экономики, то «и Бог прославился в Нем». [Ibid.]

Экономика страстей и экономика откровения совпадают в славе, а слава (или, скорее, прославление) определяет совокупность тринитарных отношений. Троица есть славословие.

8.7. Современные теологи, как мы видели, разграничивают «экономическую Троицу» (или Троицу откровения) и «имманентную Троицу» (или Троицу сущности). Первая характеризует Бога в его спасительном действии, через которое он открывается людям. Имманентная же Троица относится к Богу, каков Он сам по себе. Здесь, в этом противопоставлении между двумя троицами, мы вновь обнаруживаем тот самый разрыв между онтологией и праксисом, теологией и экономикой, который, как мы убедились, на структурном уровне ознаменовал собой становление экономической теологии (см. § 3.4). Имманентной троице соответствуют онтология и теология, а экономической – праксис и ойкономия. В нашем исследовании мы попытались проследить, каким образом из этих двух изначальных полярностей на разных уровнях развились полярности трансцендентного и имманентного порядков, Царства и Правления, общего и частного провидения, определяющие функционирование машины божественного управления миром. Экономическая троица (Правление) предполагает троицу имманентную (Царство), в которой она обретает свое оправдание и обоснование.

Поэтому не вызывает удивления тот факт, что троица имманентная и троица экономическая, изначально разграниченные, впоследствии вновь воссоединяются и сочленяются теологами – и, более того, что именно это сочленение составляет ставку в игре теологии. «Троица экономическая есть троица имманентная, и наоборот» (Moltmann. P. 176–177): именно так звучит принцип, который должен направлять всякую попытку помыслить их взаимосвязь. Дело жертвоприношения и спасения, рассматриваемое экономической теологией, не может исчезнуть в имманентной троице:

Если главным основанием познания Троицы является крест, которому Отец посредством Духа предает Сына ради нас, то в трансцендентном обосновании этого события невозможно будет помыслить сущностную Троицу, в которой не присутствовали бы крест и жертва. [Ibid.]