Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления

Иными словами, не существует двух различных троиц: есть лишь одна троица, которая в то же время являет собой единую божественную историю спасения, единую экономику. И тем не менее, эту тождественность не следует понимать как «растворение одной троицы в другой» (Ibid.). Согласно сложному механизму, который, как мы показали, с самого начала определяет отношения между теологией и экономикой – а затем и функционирование управленческой машины, – две троицы, будучи глубинным образом сочленены, все же остаются разделенными. Речь же идет главным образом об обоюдности их отношений.

Тезис об этом тождестве должен в первую очередь помочь выразить взаимодействие между сущностью и откровением, между внутренним и внешним единого и троичного Бога […]. Opera trinitatis ad extra с самого сотворения мира соответствуют passiones trinitatis ad intra. [Ibid.]

Слава есть место, в котором теология пытается помыслить трудно представимое сочетание троицы имманентной и троицы экономической, theologia и oikonomia, бытия и праксиса, Бога в самом себе и Бога для нас. Поэтому доксология, невзирая на ее внешнюю церемониальную статичность, являет собой наиболее диалектическую часть теологии, в которой должно достигнуть единства то, что может быть помыслено исключительно как разделенное.

Истинная теология, то есть познание Бога, находит свое выражение в благодарности, восхвалении и поклонении. То, что выражается в славословии, и есть истинная теология. Не существует опыта спасения, который не сопровождался бы изъявлением благодарности, одобрения и радости. Лишь славословие доводит опыт спасения до полноты свершения […]. Бог любим, почитаем и признан не только благодаря переживаемому нами опыту спасения, но и сам по себе. Хвала превосходит благодарность. Бог познается не только в своих благих делах, но и в самой своей доброте. Наконец, преклонение стоит выше благодарности и хвалы. [P. 166–167.]

В славе троица экономическая и троица имманентная, спасительное действие Бога и его бытие сливаются воедино и разворачиваются одно посредством другого. Отсюда неразрывное сплетение в литургии доксологических элементов в узком смысле и евхаристической подражательности. Хвала и поклонение, обращенные к имманентной троице, предполагают экономику спасения – подобно тому как у Иоанна Отец прославляет Сына, а Сын прославляет Отца. Экономика прославляет бытие точно так же, как бытие прославляет экономику. И лишь в зеркале славы две троицы словно отражаются друг в друге, лишь в ее блеске бытие и экономика, Царство и Правление будто бы на мгновение сливаются друг с другом. Поэтому Никейский собор, во избежание риска отделения Сына от Отца, экономики от сущности, счел необходимым ввести в символ веры формулу phōs ek phōtos, «свет от света»; поэтому Августин, рьяно силясь исключить любой риск субординации в троице, прибегает к образу света и славы (О Троице, 4, 20, 27).