8.25. Теперь, пожалуй, мы можем попытаться ответить на вопросы, которые в явном виде еще не были поставлены, но которые сопровождали нас на протяжении всего нашего исследования археологии славы: почему власть нуждается в бездеятельности и славе? Что в них такого особого, что власть должна любой ценой вписывать их в пустующий центр своего диспозитива управления? Чем поддерживается власть? И еще: возможно ли мыслить бездеятельность за пределами диспозитива славы?
Если мы, придерживаясь эпистемологической стратегии, которая направляла наше исследование, переформулируем первые три вопроса в перспективе теологии – то и иудейская традиция, и Новый Завет дают на него однозначный и единодушный ответ: chayye 'olam, zōē aiōnios
, жизнь вечная. Эти синтагмы прежде всего обозначают то, что ждет праведников в качестве награды в грядущей вечности. Употребленное в этом значении выражение zōē aiōnios впервые встречается в Септуагинте как перевод chayye 'olam в Дан. 12:2, где сказано: «…многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление». «Вечное», как явствует и из еврейского 'olam, означающего божественный мир и эсхатологическую реальность, и из греческого aiōn («aiōn, – пишет Иоанн Дамаскин, – был сотворен раньше небесной тверди и прежде времени»), имеет здесь не только временнóе значение: оно указывает на особое качество жизни, а точнее – на то преобразование, которое человеческая жизнь претерпит в грядущем мире. Поэтому иудео-эллинистическая традиция определяет его как «истинную жизнь» (alēthinē zōē: Phil. Leg. 1, 32) или как «жизнь нетленную» (aphthartos zōē: Phil. Gig. 15; Fug. 59), а также как «жизнь беспечную» (zōē amerimnos). В раввинской традиции эта грядущая жизнь описывается в терминах противопоставления жизни нынешней и вместе с тем как нечто, связанное с последней исключительной непрерывностью; иными словами, она предстает как упразднение биологических функций и низких инстинктов: «В грядущем мире не будет ни еды, ни питья; не будет ни размножения, ни воспроизведения. Не будет хлопот, торга, ссор, зависти и вражды; праведники будут восседать на тронах с короной на голове и блаженствовать в сиянии shekinah» (Talmud, b Ber., 17a).Прообразом короны, которую будут носить праведники, является венец, возлагавшийся на голову победоносного императора или атлета в качестве символа победы и выражающий причастность к славе в жизни вечной. Это символ того же порядка, что и «венец славы» (stephanos tēs doxēs
) или «венец жизни» (stephanos tēs zōēs), который в Новом Завете становится вспомогательным термином для обозначения славы блаженных: «Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни» (Откр. 2:10); «Вы получите неувядающий венец славы» (1 Пет. 5:4); «Он получит венец жизни» (Иак. 1:12).Павел неоднократно использует этот символ для описания эсхатологической ситуации праведников, сравнивая их с атлетами, бегущими на ристалище («Те получат венец тленный, мы – нетленный»[264]
, 1 Кор. 9:25; «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь в день оный»; 2 Тим. 4:7–8). Однако тема вечной жизни не просто связана в его представлении c неким будущим состоянием, но подразумевает особое качество жизни в мессианском времени (ho nyn kairos, время часа сего), то есть жизни в Иисусе Христе («жизнь вечная через Иисуса Христа, Господа Нашего»: Рим. 5:21). На нынешней жизни лежит особый отпечаток бездеятельности, которая в настоящем некоторым образом предвосхищает субботство Царства: hōs mē, «как не». Подобно тому как мессия привел к свершению закон, в то же время обратив его в бездеятельность (глагол, который Павел использует для обозначения отношения между мессией и законом – katargein, – буквально означает «сделать argos», бездеятельным), так и hōs mē сохраняет и в то же время упраздняет в настоящее время все юридические условия и все социальные характеристики членов мессианского сообщества:Я сказываю, братия: время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не [hōs mē
] имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего. [1 Кор. 7:29–32.]