Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления

Трудности для перевода представляет и следующая формулировка: «Слово [logos], отделяясь от Господа, riceve la distinzione [diairesis] dell'oikonomia», то есть дословно «обретает различение ойкономии». По всей вероятности, имеется в виду, что, отделяясь от своего истока, Слово обретает силу упорядочивания через разграничивание (различение), присущее ойкономии. Принципиально важным моментом является то, что у Тертуллиана экономика трактуется не как сущностная разнородность, но как членение единой реальности в управленческом аспекте, который совпадает с риторико-прагматическим планом. Таким образом, разделение единства относится не к онтологии, а к действию и праксису[331]: это позволяет Агамбену прийти к заключению, что «согласно парадигме, которая ключевым образом повлияла на все христианское богословие, Троица представляет собой разделение не бытия Бога, а Его действия»[332]. Следует отметить, что в рамках восточного богословия утвердилась несколько иная трактовка троичного членения, связанная с уходящей корнями в мистическую традицию идеей непредставимого единства в троичности, подразумевающего разделение божества не только в плане праксиса – но и в плане бытия (три ипостаси – это именно три божественные сущности, усии), которое тем не менее немыслимым образом остается всегда единым: эта непредставимость и составляет определяющую черту – если не сказать основу – православной веры, в гораздо большей степени связанной с традицией мистического богословия, чем католическая ветвь христианства.

Некоторые затруднения в плане перевода вызывает термин «governo» (как, в несколько ином плане, и ряд его синонимов «gestione», «amministrazione» и проч.): он совмещает в себе два основных значения, весьма различных, но как бы непрерывно друг к другу отсылающих в рамках единой словесной формы. Этого эффекта невозможно добиться в языках, в которых каждому из этих значений соответствует свой термин, – как, например, в случае русского языка, ведь здесь речь будет идти о «правительстве» или об «управлении»; или, с другой стороны, – об «управлении» или «правлении», которые могут быть синонимами, а иногда, напротив, могут противопоставляться друг другу. Следовательно, термин «governamentalità», введенный Мишелем Фуко и подробно исследуемый Агамбеном, в одинаковой мере правомерным будет переводить как «правительственность» и «управленчество», ибо два термина являются взаимодополняющими и ни один из них не передает по изложенным выше причинам стратегическую многозначность французского – и соответствующего ему итальянского – gouvernamentalité. С другой стороны, regno, однозначно отсылающее в итальянском языке к идее «царства» и «царствования» в его противопоставленности реальной деятельности управления, в русском языке в некоторых контекстах допускает перевод «правление» как синоним «царствования» в оппозиции – как сказано выше – по отношению к понятию «управления». Все эти моменты налагают неизбежные ограничения на возможности точного воспроизведения мысли Агамбена на русском языке, частично снимаемые благодаря аппарату комментариев и примечаний.

Джорджо Агамбен о тайне экономики (Послесловие к русскому переводу «Царства и Славы»)

Возможно, тайна эта слишком прозрачна.

Эдгар По

1. Генеалогия

Принципы государственного суверенитета и незыблемости правопорядка, которые утверждаются со все возрастающей силой; эффективный менеджмент и юридическое обеспечение, которые становятся универсальной логикой существования всех структур и учреждений, коммерческих и некоммерческих; безопасность, которая провозглашается в качестве главной и едва ли не единственной цели живущих; неолиберальное устройство экономики, которое органично сочетается с идеологией охранительства и превознесением традиционных ценностей; констатация фактов неравенства, коррупции, бюрократизации и т. п., которая не только не препятствует непрерывной циркуляции славословия между представителями высшего руководства, будь то светские властители или церковные иерархи, но и входит в нее в качестве составной части, – эти и другие узнаваемые черты сего дня составляют контекст для восприятия идей этой книги. Ее автор не скрывает своего желания не только подвергнуть критике эту «машину управления», но и помыслить возможность ее демонтажа. Именно это желание заставляет видеть в сегодняшней реальности шифр, ключом к которому является одно стародавнее событие, обладающее, тем не менее, по отношению к настоящему учредительной силой, – а то, что было способно учреждать, должно обладать и способностью разучреждения. Таким событием, по версии Агамбена, является формирование тринитарной доктрины, в рамках которой экономика из искусства ведения домашнего хозяйства превратилась однажды в практику управления миром.