Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления

Подзаголовок этой книги гласит: теологическая генеалогия экономики и управления. Конъюнкция принципиальна: традиционно разделяемые аспекты – например, экономика и политика, религия и право, теоретическое знание и практическое действие – Агамбеном прочитываются в их непрерывном взаимодействии, опознаются в «зоне неразличимости», где они отсылают друг к другу, по кругу обосновывая характер деятельности той машины, которая производит человека и общество в их нынешнем виде. Вот почему на первый взгляд речь идет совсем не о той экономике, к которой привыкли экономисты, – но это лишь на первый взгляд: по прочтении «Царства и Славы» становится очевидным, что Агамбен высвечивает тот контекст, внутри которого даже стандартные экономические тексты начинают выражать куда более фундаментальные смыслы, чем те, что, как кажется, были заложены в них авторами. Экономика при таком прочтении перестает быть лишь «сферой отношений» и «отраслью знания» и начинает постигаться как универсальная форма нашего существования в его исторической конкретности, становясь для мысли тем, чем она по факту давно уже является.

Генеалогия – критическое рассмотрение современного, актуального положения дел, нацеленное на поиск его вытесненного (и потому реально правящего) истока. Претензия экономических законов на объективность, на статус положений здравого смысла однажды становится чем-то настолько навязчивым, что возникает желание поставить вопрос о тайне такого воцарения. Маркс, указавший на мистический характер товарной формы, воплощенный в феномене товарного фетишизма, по сути занимался генеалогией экономики. «Генеалогия морали» Ницше; «Протестантская этика и дух капитализма» Вебера; «Капитализм как религия» Беньямина; «Проклятая доля» Батая; «Время картины мира» и «Вопрос о технике» Хайдеггера; «Безопасность, территория, население» и «Рождение биополитики» Фуко; «Vita activa» Арендт; «Символический обмен и смерть» Бодрийяра; «Капитализм и шизофрения» Делёза и Гваттари – вот, если ограничиться лишь наиболее громкими именами, перечень исследований, составляющих, несмотря на подчас радикальные расхождения в позициях, единую традицию генеалогии экономики.

Агамбен наследует этой традиции и радикализирует ее: отсылка к теологии, неизменно присутствующая в перечисленных изысканиях начиная с Маркса, достигает в «Царстве и Славе» своего апогея. Перефразируя поправку Беньямина к тезису Вебера, согласно которой капитализм не просто связан с религией, а он и есть религия, можно сказать, что, по Агамбену, экономика не просто связана с теологией, а она и есть истинная теология; а также, если перейти на практический уровень, – она же есть истинная литургия, о чем свидетельствует та страсть к медийному присутствию, которая, наследуя аккламациям и торжественным церемониалам прошлого, парадоксальным будто бы образом сочетается с сугубо рациональным духом современных практик управления. Не столько политическая теология трансцендентного суверенитета, сколько экономическая теология имманентного порядка является ключом к пониманию современности – так можно сформулировать тезис Агамбена, выступающий в свою очередь поправкой к тезису Шмитта. Кроме того, в предельно углубленном внимании Агамбена к святоотеческой литературе следует увидеть стремление на историческом материале подтвердить гениальную догадку Беньямина о том, что «в конце концов по сути история христианства есть история его паразита – капитализма»[333]: не «рост потребностей», «развитие производительных сил» или «фаустовский дух», но отсрочка мессианского события и приостановка парусии является смысловым истоком экономической динамики, беспрецедентного подъема практик производства и потребления.

2. Инверсия

В эссе, посвященном профанации, Агамбен предлагает определять религию «как то, что изымает вещи, места, животных или людей из общего пользования и переносит их в некую обособленную сферу»[334]; очевидно, что экономическая операция представляет собой нечто аналогичное – перенос благ в обособленную сферу частной собственности, ограниченных ресурсов, объектов потребления и т. п. Неслучайно поэтому, что проект теологической генеалогии экономики и управления является частью более общего рассмотрения, которое носит одновременно метафизический, антропологический и политический характер. Речь идет о цикле «Homo sacer», представляющем версию того, что Фуко однажды назвал «критической онтологией нас самих».