Царство и священство

Но это неестественное положение дел держалось только до христианизации Римской империи. И принятие христианства потребовало от св. Константина Великого и его преемников лишь пересмотра древних узаконений относительно содержания религии, но вовсе не упразднения самих древних принципов, лежащих в основе Римской государственности[353]. Церковь крайне легко и даже радостно констатировала право христианского императора на решительное вторжение в дела догматики и церковного управления. И, наконец, Церковь легко и без каких-либо осложнений приняла те формы властвования, которые были созданы языческой Римской империей, и правовые институты языческого Римского государства[354].

Насколько благотворные последствия имел этот союз, свидетельствуют многие факты. Приведем несколько показательных примеров. Специальным законом императора св. Константина Великого в 318 г. был создан институт episcopalis audietia, согласно которому епископам, как представителям императорской власти, передавалось право суда по гражданским делам. Причем епископ рассматривал споры, руководствуясь не нормами императорского законодательства, а христианским правосознанием. При этом решения епископского суда не подлежали апелляции. Совершенно очевидно, что эта мера была продиктована желанием императора внести справедливость в коррумпированное провинциальное правосудие и смягчить нравы той эпохи. Закон от 5 мая 333 г. подтвердил безапелляционность епископского решения[355]. С некоторыми видоизменениями этот институт существовал вплоть до императора Ираклия Великого (610–630) и был упразднен лишь в 629 г.[356]

Епископ же обыкновенно замещал магистрата при торжественной процедуре манумиссии, результатом которой является обретение рабом свободы. Он же свидетельствовал брачное соглашение брачующихся граждан. Характерно, что местные муниципальные собрания более не рассматривают дела в религиозной сфере – их полномочия отныне сводились лишь к хозяйственным и судебным вопросам. А вопросы нарушения общественной нравственности отныне становятся прерогативой епископских соборов. Сами же епископские Соборы были устроены наподобие провинциальных собраний Римской империи позднего времени.

Наиболее показателен Карфагенский собор 256 г., прошедший под руководством священномученика Киприана, который можно смело назвать «епископским сенатом». Как полагают исследователи, св. Киприан считал, что решения Собора могут иметь лишь рекомендательный характер, чтобы никоим образом не уменьшить полновластие епископата. В этом отношении он за основу брал принцип проведения сенатских заседаний, которые также носили в республиканскую эпоху консультативный характер[357].

В своем желании поучаствовать в делах государства представители Церкви нередко впадали в противоположные крайности. Например, Ариминский собор 359 г. сделал постановление об освобождении церковных имений от государственных повинностей. А Карфагенский собор 399 г. издал акты, запрещающие языческие пиршества, игры в воскресные дни, а также освободили клириков от юрисдикции гражданских судов. И хотя императоры Констанций (337–361) и св. Гонорий (395–423) оперативно отменили эти акты, попеняв епископам на подобные неправомочные прецеденты, данные факты прекрасно иллюстрируют умонастроения той далекой эпохи[358].

Нередко утверждают, будто государственные законы применяются Церковью только при условии их согласия с церковными канонами, и это будто бы и является обстоятельством, определяющим отличие Церкви от государства («законы императорские не могут иметь силы и обязательности для Церкви, если они нарушают догматические вероопределения Вселенских Соборов»[359]). Но при этом забывают, что данное правило подлежит безусловному применению по отношению не только к государству, а ко всем вообще лицам, чья позиция признается ущербной с точки зрения интересов Церкви и ее вероучения. Можно привести массу актов, принятых сугубо церковными органами власти – Соборами епископов, которые также противоречили ранее принятым и действовавшим канонам («Разбойный собор» 449 г., иконоборческий Собор в Иерии 754 г. и др.).

Слова о невозможности исполнять требования, противоречащие законам и интересам Церкви, приходилось слышать не только императорам, но и патриархам. Когда Римский папа Виктор (189–199) потребовал от церковных общин Малой Азии праздновать Пасху по календарю, утвержденному Римом, епископ Поликарп Ассийский, ссылаясь на предание своей Церкви, отвечал ему: «Я прожил 65 лет в Господе, пребывал в сношениях с братьями по всей Вселенной, прочитал все Священное Писание и никаких угроз не испугаюсь, ибо большие меня сказали: “Повиноваться следует больше Богу, нежели людям”»[360].