Свщм. Игнатий был далек и от того, чтобы утверждать прямую историческую преемственность епископата от апостолов. Он как бы говорил: «Мы нуждаемся в непрерывном и продолжающемся присутствии апостолов, вдохновленных Святым Духом, но это присутствие обеспечивается пресвитерами, как символом апостолов. Мы нуждаемся в Петре, вокруг которого собрались апостолы. И потому нам необходим Отец-епископ, который посвящает вино и хлеб. Но нам также необходимы диаконы, которые берут этот хлеб и вино у людей и приносят их епископу, чтобы освятить их. И все они вместе становятся служителями таинств Христовых»[390]
.Иными словами, из буквального толкования писем свщм. Игнатия следует, что преемниками святых апостолов являются вовсе не епископы, а пресвитеры
, представляющие «совет апостолов» на Литургии. А епископ символизирует Бога-Отца. Образ Христа создавали, как уже указывалось выше, диаконы[391]. И смысл слов свщм. Игнатия таков, что то собрание называется Церковью, где есть епископ, а не тот, что епископ создает Церковь[392].Однако позднее такой авторитетный церковный писатель, как свщм. Ириней Лионский (память 23 августа), будет напрямую основывать власть епископов на апостольском преемстве[393]
. И в XIX столетии один видный русский канонист писал как само собой разумеющееся, что каждая Поместная Церковь основана апостолом и получила от него свою национальную иерархию в лице местного епископата, обязанного сообща управлять ею[394].Однако эта гипотеза, преобразованная в незыблемый и вечный принцип, не в состоянии объяснить случаи, когда церковные общины не были
основаны апостолами, как, например, Константинопольская или Русская церкви (впрочем, не они одни). Нельзя также не упомянуть того общеизвестного факта, что попытки обосновать особые административные полномочия Римского епископа ссылками на апостольское происхождение его кафедры стали предприниматься гораздо позднее описываемого времени, когда понтификов всерьез встревожили претензии Константинопольских архиереев. А до тех пор Рим полагал себя первой кафедрой Империи по причине политического значения этого города как столицы государства. Аналогично обстояли дела и со многими другими великими церковными кафедрами – Александрийской, Константинопольской, а позднее и Московской.Политическая составляющая, влияющая на авторитет той или иной кафедры в Кафолической Церкви, настолько впиталась в христианское сознание, что когда цари западных провинций Римской империи перебрались в Милан, перед итальянскими епископами встала трудная проблема выбора: какому архиерею слать отчеты – Римскому или Миланскому. И крайнее неприятие папой св. Львом Великим
(440–461) 28-го канона Халкидонского Собора (451 г.) было обусловлено не столько опасением за растущее влияние на Востоке Константинопольской кафедры, сколько страхом перед тем, что данный принцип, реализованный на Западе, может поставить под сомнение его собственные прерогативы.Ранее такой прецедент уже имел место: св. Амвросий Медиоланский (память 7 декабря) имел серьезное влияние на Западных императоров именно как архиепископ новой столицы Римской империи, оттеснив на некоторое время Римского папу. Поскольку же во времена св. Льва Великого Западные императоры перебрались в Равенну, сделав ее второй столицей государства вместо Рима (вернее, третьей
после Константинополя), понтифик имел все основания для волнения[395].Как видим, формирование архиерейских правомочий происходило в течение нескольких столетий, и они не являлись изначально определенными, действующими для всех времен и народов[396]
. Если, как утверждают, все архиереи являются преемниками святых апостолов, а их полномочия – копия тех прав, которыми по Божественной благодати те владели, то как объяснить существование института хорепископов? Этот церковный чин, ныне почти забытый, по полномочиям представлял собой некую среднюю ступень между пресвитерством и епископатом, и перечень хорепископских функций совсем не соответствовал его архиерейскому сану. Так, согласно канонам Вселенской Церкви, хорепископу разрешалось рукополагать лишь чтецов, а священников – только с согласия правящего епархиального архиерея (13-е правило Анкирского собора и 10-е правило Антиохийского собора). Вместе с тем хиротония хорепископа совершалась по традиционному обряду, и на Евхаристии он являлся предстоятелем церковной общины, как и обычный архиерей (14-е правило Неокесарийского собора).