Человек стал уметь воспринимать зло, которого до сих пор не знал. Ведь «зло не имеет сущности. Оно, будучи недостатком добра, может относиться только к ограниченным разумным тварям, в которых добро ограничено»[1118]. Это знание у него возникло именно потому, что он перешел в разряд конечных, смертных тварей. И то, что человек воспринял как величайшее благо – возможность самостоятельно определять добро и зло, в действительности стало пропастью его падения. Он отпал от абсолютного добра и, как следствие, развил противоположную «способность» воспринимать зло как добро. И именно потому, что посчитал, будто его поступки не могут быть дурными – ведь он же «как бог»… Потому святитель Игнатий (Брянчанинов) – (память 30 апреля) и говорил, что на самом деле ум грешника не видит ни добра, ни зла; само сердце его теряет способность к духовным ощущениям[1119].
Помутилось и знание о мире, ранее почти беспредельное. Подобный ранее зеркалу ум, по словам святителя Григория Нисского (память 10 января), теперь создал образы оборотной стороны добра, отражая в себе лишь бесформенность вещества. Действительно, без Бога весь мир представляет собой лишь хаос. Так родилось «зло в человецех»[1120].
Мы можем сколько угодно много говорить о себе и своих «божественных» качествах, оценивая все и вся «под себя». Но правда заключается в том, что чем дальше мы отделяемся от Господа и связываем понятие «добро» с собой и собственными желаниями, тем более и более в своих глазах мы выглядим безгрешными и потому все более немощными. Только «безгрешны» мы лишь в собственном сознании, субъективно, а немощны по гордости – объективно.
II
Это была в самом худшем смысле слова революция против Бога, отвергшая Божественное мироустройство и замысел об участии в нем человека. Вселенское предательство не могло не отразиться на природе самих праотцов, кардинальным образом преобразив ее. «Когда женщина с любопытством внимала голосу падшего ангела, ее воля начала ослабевать; отъединенная от Бога, Который был ее опорой, она претерпела внезапный обморок. В тот самый миг ее свобода, ничем не отличавшаяся от ее воли и разумения, была повержена недугом. Когда от греховного созерцания она перешла к греховному действию, ее разум помрачился, воля весьма ослабла, женщина увлекла за собой мужчину, который тоже утратил свою силу, и человеческая свобода обернулась самой прискорбной немощью»[1121]. Удивительнее всего, однако, то, что именно эту немощь мы сегодня называем «свободой»…
Неприятие Божественного промысла и искажение естества человека привело к тому, что постепенно (вернее, довольно быстро) понятие о добре ложно соединилось в сознании человека с ним самим и его желаниями, а поэтому весь окружающий мир также стал восприниматься в искаженном свете. Первородный грех породил другие грехи, не менее разрушительные для нас. Как известно из Священного Писания, вторым шагом богоборчества стало убийство Каином (первенцем Адама и Евы) своего брата Авеля, и одним из довлеющих мотивов стала зависть, или не только она.
Каину показалось, что Бог уготовил Авелю первенство между братьев, а ему вторичную роль. На самом деле дело заключалось совсем не в этом. Авель по своему доброму сердцу отдавал Богу лучшее, нисколько не сомневаясь, что все, чем он владеет и что произросло, ему даровал Творец. Напротив, Авель оставил лучшее себе, понимая дар Богу как своего рода «плату» за те блага, которые он же у Него просил. «Так поступают все, которые следуют не Божьей, а собственной воле, т. е. приносят Богу дар, которым думают подкупить Его, чтобы Он помог не уврачеванию их злых пожеланий, а исполнению их»[1122].
Вместо того чтобы искать вину в себе, Каин вначале обвинил Авеля, а затем и самого Создателя, хотя в действительности его дела уже были злыми и он, желая или нет, стал богоотступником. Священное Писание недвусмысленно говорит о том, что задолго до этого момента Каин «прославился» дурными делами, от которых перед Богом опускалось его лицо. А потому Господь и спрашивает его, давая в возможность (как и некогда ранее Адаму и Еве) исповедать свои беззакония: «Не совершил ли ты грех?» (Быт. 4: 6). Но, как и ранее, не дождался раскаяния сердца от грешника.
Этот поистине исторический момент в судьбах всего человечества чрезвычайно важен, чтобы пройти его спешно. По мнению видных богословов, именно в этот момент Каин разрушил нравственное единство и солидарность человеческого рода, отказавшись признать жертву Авеля своей, поскольку уже положил разделение между «твоим» и «моим». Это было тем более противоестественно, что, как старший брат, Каин имел все основания полагать жертву Авеля их общей[1123].