Царство и священство

Приводят ли эти теоретические изыски к каким-либо негативным последствиям? Иначе говоря, сто́ит ли проблема того, чтобы ломать о ней копья?! Сто́ит. Вред от предлагаемых нам доктрин заключается в первую очередь в закреплении чрезвычайно опасной для Православия идеологии «независимого» друг от друга существования Церкви и государства, как якобы образчика «настоящей» «симфонии властей»[283]. Отсюда, к слову сказать, и происходят навязываемые нам легенды, смысл которых сводится к тому, что русская «симфония», свободная от языческих атавизмов, носила наиболее чистый и ясно выраженный характер по сравнению с византийской. А если и встречались попытки со стороны Московских государей посягать на власть священноначалия, то их было совсем немного, да и результата они не дали, поскольку Русь свято блюла «норму» параллелизма Церкви и государства[284]. В действительности, у нас и было, и по сей день полно атавизмов дохристианских времен. А что касается деятельности Московских царей, то она нисколько не отличалась от тех образцов, которые издавна сформировались в Византии и на Западе и были благосклонно приняты Церковью.

Велика Россия, бесценна для Православия деятельность Русской Церкви. И нет никакой необходимости выдавать ложные фантомы за предмет нашей национальной гордости. Ей-богу, у нас есть чем гордиться и без этого. Разумеется, церковные каноны не могут не меняться в ходе времен – достаточно примеров на этот счет приводилось выше, да и для многих канонистов этот вывод совершенно бесспорен – автору этих строк не принадлежит первенство в открытии данного факта. Но для того чтобы сформировать или скорректировать каноническую практику деятельности церковных органов, нет необходимости забывать собственную историю и искажать природу церковной власти в угоду сиюминутным конъюнктурным интересам.

2015 г

.

Власть в Церкви и государстве

(Господь) по божественной благодати даровал иерархию на спасение всех словесных и умственных существ.

Дионисий Ареопагит

[285]

I

Что есть власть? Казалось бы, ответ на этот вопрос несложен: «Властью называется качество, в силу которого лица или учреждения издают законы и отдают распоряжения людям, ожидая с их стороны повиновения»[286]. Однако, очевидно, это лишь внешнее описание властного начала, как оно реализуется вовне, не раскрывающее его природы. Следует отметить также чрезвычайно неоднозначное отношение к власти – в науке, да и в обществе, по-прежнему бытует множество теорий, нередко противоположных друг другу. Власть хулят, боготворят, ей не доверяют, ее боятся и уважают, к ней стремятся – в общем, перед нами весь спектр оценок.

Общеизвестно, что начало власти коренится в самой человеческой природе и представляет собой установленный Богом закон социального бытия. «Поскольку равенство часто доводит до ссор, – писал св. Иоанн Златоуст, – то Бог установил многие виды начальства и подчиненности, как то: между мужем и женой, между сыном и отцом, между старцем и юношей, рабом и свободным, между начальником и подчиненным, между учителем и учеником. А безначалие везде есть зло и производит замешательство»[287]. И едва ли вызовет возражение «прозаическое» утверждение, что всякое общество нуждается во власти для управления им[288]. Таким образом, власть присуща всем без исключения общественным союзам – семье, государству, сословию, нации и т. д. Но то, что применимо к обществу, можно ли относить к Церкви, этому сакральному союзу любви, который в известной степени инороден земным союзам?

Для всех бесспорно, что Церковь иерархична, причем эта иерархичность пронизывает все ее тело. Иерархия проявляется внутри одной церковной общины, между разными общинами, внутри одной Поместной Церкви, между различными Церквами, между Церковью и государствами и т. д. Однако этот факт трактуется различно. Например, нередко утверждают, будто церковная иерархия основывается на иных принципах и в ее основе лежит не начало власти, а нравственный авторитет священноначалия или конкретного лица. И что Церковь хотя бы и в первые годы своего существования, довольствовалась (и, стало быть, должна довольствоваться) лишь харизматиками и непосредственными формами коллективной жизни, не имея потребности в органах и лицах, обладающих специальными властными полномочиями. Привычные же для нас картины внутреннего строения Церкви объявляются искажением ее сакральной природы, узурпаторской попыткой встать над Христом. Ведь только Он, по мысли сторонников этой точки зрения, является единственным главой Церкви[289].