Царство

На самом его острие встали три сотни всадников под командованием опытнейшего и храбрейшего Рудольфа фон Касселя, комтура замка Венден. Тяжелые рыцари и их оруженосцы, порой не уступающие братьям в бронировании и выучке, а также сержанты – настоящие псы войны, ветераны, закаленные во множестве схваток. Ударная сила павшего Ордена меченосцев, весь цвет его рыцарства – сотня из ста двадцати уцелевших покорителей Ливонии, жаждущих расплаты за разгром при Эмбахе-Омовже.

Вот кто первыми протаранит ряды русов-схизматиков!

На правом крыле клина крестоносцев заняли свое место угрюмые тевтонцы, закаленные схватками под палящим солнцем Святой земли. Возглавить их и поручили фон Вельвену – здесь встали пять из шести десятков пришлых рыцарей и три с половиной сотни конных сержантов в составе копий. Привычные к боям с сарацинами, они не подведут и в схватке против схизматиков…

Левое же крыло подчинено епископу Дерпта, Герману фон Буксгевдену. Три десятка добровольцев-феодалов, явившихся этим летом из земель Священной Римской империи, наследники обедневших родов с огнем фанатизма истинных крестоносцев в глазах. Правда, их было значительно больше… Но увы, рыцари из пополнения, чьи глаза горели от алчности, уже давно покинули лагерь ливонцев, а кто-то и вовсе успел найти свой конец на Новгородской земле.

Германцы разбавлены оставшимися полубратьями ливонцев – тремя сотнями сержантов да сотней немецких оруженосцев и просто конных вояк. Еще дерптскому епископу переданы двести всадников-ополченцев из числа латгалов, вооруженных дротиками и луками, а также топорами и булавами для ближнего боя.

А между всадниками, внутри клина крестоносцев, плотно стиснуты три тысячи воинов балтского ополчения – так никто из них не сможет бежать. Увы, пусть даже и крещеные, эсты, ливы и латгалы крайне ненадежны – не считая потерь при штурме Изборска, едва ли не половина их рассеялась по окрестным землям в поисках добычи. С ними, к слову, ушло и большинство германских добровольцев. И пусть в лагере остались самые верные и стойкие, но никаких чрезмерных ожиданий и сомнений в их боевых качествах нет и быть не может. Балты проявят себя лишь тогда, когда настанет час преследовать и добивать опрокинутых рыцарским тараном русов, и никак не ранее.

Особняком в тылу клина ливонцев держатся все семь сотен орденских сержантов-арбалетчиков и наемных стрелков, а также рижские и дерптские кнехты, вооруженные длинными копьями и умеющие сбиваться в плотный строй. Их еще около пяти сотен. Немалая сила, служащая возможным резервом в будущей схватке.

Рижский комтур, серьезно обеспокоенный тем, что едва ли не третья часть всего крестового воинства успела покинуть лагерь в поисках наживы еще задолго до битвы, все же позволил выразить свои сомнения:

– Однако если в пылу схватки ворота Пскова откроются, и дружина русичей ударит нам в спину…

Завершать мысль фон Вельвен не стал, подразумевая, что итог крестоносцев при подобных обстоятельствах очевиден и горек. Но его опасения вызвали на лице ландмейстера лишь снисходительную улыбку, а в голосе его послышалось откровенное презрение.

– Не стоит бояться их, Андреас, вряд ли русам хватит смелости покинуть крепость и дать нам честный бой. А впрочем… Я хотел оставить защиту вала на конунга Ярослава, но раз ты сам этим обеспокоился, брат мой, то тебе и принимать под свое начало арбалетчиков и кнехтов. А командование тевтонцами передай кому-либо из их славных комтуров… И можешь не беспокоиться: тебе вполне хватит сил остановить удар псковичей, пока мы добываем победу в честном бою.

Фон Вельвен так не считал. Кроме того, его заметно оскорбило понижение перед самой битвой, а слова ландмейстера про «славных комтуров» можно было смело трактовать как «более славных, чем ты». Но и перечить Дитриху он не стал, не желая окончательно портить с ним отношения. Тем более что внутренняя чуйка бывалого рыцаря буквально вопила об опасности, удерживая Андреаса от участия в предстоящей атаке. Нет, уж лучше действительно остаться в тылу. Вполне может быть, что псковичи, разглядев арбалетчиков и кнехтов на укрепленном надолбами валу, протянувшемся через земляной перешеек от берега до берега, не решатся на вылазку.

Глава 12

Русичи, спешно строящиеся на лесной опушке, сполна воспользовались «благородством» чересчур самоуверенного ландмейстера. Но когда рать их окончательно замерла на месте, фон Грюнинген припомнил предложение рижского комтура, чувствуя, как горько стало во рту его от сильного волнения.

Всеволодовичи действительно привели на поле боя царскую рать!