Правое крыло русского воинства заняла личная дружина новоиспеченного базилевса – пять сотен закованных в дощатые брони отборных гридей и три сотни конных лучников с тугими составными луками. До Переяславской сечи дружинников было много больше, но и без учета потерь в битве с Субэдэем значительную часть опытных ратников пришлось оставить на юге для отражения очередного татарского натиска. Да ведь и всадники-стрелки немало воев потеряли, покуда изгоном шли впереди царской рати, истребляя всех встреченных по пути «крестоносцев». «Крестоносцев», погрязших в грабежах и насилии и несущих русичам смерть вместо проповеди и света истинной веры.
Левое крыло, в свою очередь, заняла дружина Ярослава Всеволодовича. Она, правда, также заметно уменьшилась после того, как князь отправил лучших гридей в Ладогу, на помощь сыну. Но к тремстам его ближникам добавилось равное число тяжелых новгородских всадников вечевого тысячного полка. Новгородская, или вечевая, тысяча – это, быть может, единственный на всю Русь столь мощный городской полк, вооруженный и оснащенный на средства богатых купцов. И вои его не уступают ни в выучке, ни в храбрости лучшим княжеским дружинникам, порой даже превосходя их прочными бронями да лучшим оружием – новгородскими харалужными клинками. Наконец, еще две сотни всадников привели новгородские бояре. Последние были вынуждены усмирить свою гордость при вести о вторжении крестоносцев и присягнуть на верность базилевсу Юрию вместе со своим князем, напоказ скрипящим зубами от негодования, но посмеивающимся над боярами в душе.
Более полутора тысяч русских всадников замерли в составе полков правой и левой руки – ничуть не меньше, а даже и немного больше, чем у ливонцев. Впереди же войска Всеволодовичей встал сторожевой полк из двух сотен новгородцев с самострелами да трех сотен опытных владимирских лучников с тугими составными луками – им первыми встречать натиск рыцарей, первыми гасить ударную мощь тарана крестоносцев.
Большой полк, в свою очередь, составила многочисленная пехота. Семь сотен панцирных пешцев вечевого полка, большая часть новгородской тысячи. И равное им число пеших гридей Владимирской земли под командованием уже отличившегося воеводы Еремея Глебовича, приказавшего тяжелым пешцам строить «ежа». На крыльях же большого полка замерло по полторы сотни лихих рубак-секироносцев из числа пеших боярских дружинников. Многие из них также облачены в брони и вооружены тяжелыми двуручными топорами – таким оружием при должной сноровке можно и рыцаря на скаку из седла выбить. Это, правда, если один на один – в сторону перед сшибкой отскочить да рубануть навстречу. А вот при таране клина такой прием не сработает. Зато когда замрут на месте вражьи всадники, завязнут в толпе пешцев, тогда можно и вновь помериться силами в честной схватке.
Наконец, за стеной щитов отборных пешцев рати базилевса замерло три тысячи воев ополчения Новгородской земли, вооруженных и защищенных куда как хуже и беднее. Но в общей схватке и они сгодятся – хоть бы и против тех же чудинов.
А в итоге войско русов в полтора раза превосходит готовый к атаке ливонский клин, что тревожит сердце ландмейстера, крепко тревожит… Вот если бы сложить в кулак все орденское войско, поставив в строй также и тех, кто поддался искушению и отправился грабить.
Но… Русы шли изгоном, выслав вперед главных сил своей рати десятки конных разъездов и перехватывая всех встреченных ими на пути немцев да чудинов. Причем расстояние между войском и разъездами сократилось лишь перед самым лагерем крестоносцев, где густую цепочку дозоров было уже не так-то и просто преодолеть. В итоге предупредить ливонцев о приближении базилевса так никто и не смог, а теперь уже никак не успеть увести орден из-под стен Пскова. Только и осталось ждать, когда откроются городские ворота и еще полторы тысячи русов ударят рыцарям Дитриха в спину.
Но фон Грюнинген не трус и не дурак, и от своего решения дать Всеволодовичам построить рать он, все обдумав, не отказался даже в душе. Не может быть, чтобы крестоносцы проиграли эту битву, ведь с ними Бог! Да и силы пусть не равны, но подавляющего преимущества у врага нет. А значит, нет и оснований для поражения ордена – это схизматики потерпят крах и будут вынуждены признать власть папы римского.
Подобными мыслями ландмейстер себя успокаивал, они дарили ему надежду и одновременно с тем позволяли мыслить трезво и здраво, не поддаваясь липкому страху. И когда, наконец, пришел черед начинать битву, он спокойно и уверенно приказал своим посыльным:
– Отправляйтесь к фон Вельвену, пусть передаст мне пятьсот арбалетчиков. А у Буксгевдена запросите всех конных латгалов.