Царствование Филиппа Красивого

В этом и заключалось истинное значение незначительного в других отношениях конфликта. В самом начале своего царствования Филипп выработал принципы и тактику, которые ему предстояло использовать в гораздо более серьезной борьбе с Бонифацием VIII. Он был полон решимости сохранить свою суверенную власть, как он ее понимал, и не собирался позволять Церкви вмешиваться в осуществление им этой власти. Если ему угрожали церковные порицания, он контратаковал, используя все доступное оружие — юридические аргументы, политическое давление, инвективы против политики и поведения духовенства, включая Папу, и готовил пропаганду, которая была бы привлекательна для мирян его королевства.

Этот урок французским духовенством не был забыт. После 1290 года между королем, прелатами и религиозными орденами Франции возникали многочисленные споры, но ни в одном случае никто из духовенства не заходил так далеко в сопротивлении Филиппу, как епископ Пуатье и капитул Шартра в 1280-х годах. Папа мог отлучить некоторых чиновников короля от Церкви, но епископы этого не делали, а интердикты после 1290 года были почти неслыханным явлением.

В оставшиеся годы царствования Филиппа основные принципы соглашения 1290 года соблюдались как королем, так и духовенством, хотя, естественно, возникали споры по поводу их применимости к конкретным случаям. Положение короля как окончательного и верховного судьи во всех мирских делах королевства не оспаривалось. Апелляции из светских судов епископов регулярно поступали в Парламент. Изъятие имущества духовенства для принуждения к повиновению происходило нередко, однако предпринимались реальные попытки остановить злоупотребления, связанные с такими изъятиями[839]. Король выполнил свою часть сделки, издав ордонансы, повторяющие многие положения ордонанса 1290 года — запрещающие вмешательство в церковную юрисдикцию, освобождающие от тальи священнослужителей, живущих на церковные средства, позволяющие прелатам скупать отчужденную десятину, запрещающие королевским чиновникам жить и вести суд на землях Церкви и т. д.[840] Однако следует сделать два замечания по поводу этих ордонансов. Во-первых, тот факт, что их было так много, показывает, что королевских чиновников, несмотря на обещания данные королем, трудно было заставить уважать привилегии духовенства. Сборники королевских мандатов местным чиновникам (например, для Тулузы) делают этот факт еще более очевидным. С 1290 по 1296 год существует не менее двадцати семи писем Филиппа к сенешалю, судьям, консулам и другим чиновникам в Тулузе, предписывающих им уважать права духовенства[841]. Во-вторых, после 1304 года почти не было ордонансов в пользу Церкви и относительно мало мандатов. Пик пришелся на период 1299–1304 годов, а самым сильным и всеобъемлющим заявлением о правах Церкви была Великая привилегия 1304 года, которая была дарована индивидуально каждому епископу и суверенному аббату, а также, в сокращенном виде, другим аббатам[842]. Это вполне объяснимо. Борьба с Бонифацием VIII и война с Фландрией достигли кульминации в 1302–1303 годах, поэтому король нуждался в моральной и материальной поддержке своего духовенства, и он платил за эту поддержку привилегиями. Но даже действуя от обороны, он не дал ничего такого, чего уже не предоставил в 1290 году. Так, в 1304 году снова был приостановлен сбор платы за амортизацию, но не было отказа от права взимать эту плату. Юрисдикция церковных и мирских судов Церкви была определена более точно,[843] но не была расширена каким-либо существенным образом. Было дано обещание восстановить "хорошие деньги", но это не было чисто церковным требованием, и Филипп не принял предложение прелатов о том, что будущие изменения в монете должны производиться только в том случае, если Собор объявит чрезвычайное положение и крупные бароны и прелаты дадут свое согласие[844].