Царствование Филиппа Красивого

Если это было самое большее, чего могла добиться Церковь в период кризиса, то понятно, что в мирное время и при избрании слабого Папы французское духовенство не смогло добиться от короля новых уступок. Правда большинство проблем, связанных с толкованием условий компромисса 1290 года, были решены в период до 1305 года, и необходимость в ордонансах и письмах, определяющих границы двух юрисдикций, была меньше, чем раньше. Тем не менее, трения на местном уровне продолжались, и большинство претензий 1290-х годов были повторены на Вьеннском Соборе в 1312 году. Неудивительно, что некоторые прелаты устали защищать свою мирскую юрисдикцию от королевских чиновников (а часто и от соседних баронов). Проще было заключить пареаж, то есть привлечь короля в качестве партнера к управлению землями, принадлежащими Церкви, создав общий суд с должностными лицами, выбранными совместно королем и епископом. Пареаж устранял большинство причин для конфликтов с королевскими чиновниками, а он также давал определенную защиту от агрессии местных дворян. Только за один 1307 год на этот шаг пошли епископы Каора, Ле-Пюи, Лиможа, Менде и Вивье. (В том же году Лион был окончательно присоединен к королевству, однако основной проблемой там был не конфликт между церковной и светской юрисдикцией, а вопрос о том, находится ли город в границах королевства).

Прелаты и общины, не решившие принять пареаж, всегда могли защитить себя от местного давления, обратившись в Парламент. Они делали это все чаще — и часто добивались положительных решений. Но подача иска в Парламент была делом дорогим, а ускорить рассмотрение дела в суде было практически невозможно. Более того, многие административные акты, нанесшие ущерб Церкви, едва ли относились к компетенции Парламента. Они могли быть исправлены только по мандатам короля, причем большой вред мог быть нанесен еще до того, как мандат был получен и применен. Например, в некоторых случаях земли церковника могли быть заняты королевскими сержантами для принуждения к повиновению судебному решению. Если сержантов было слишком много, они могли до получения королевского мандата израсходовать провизию или повредить утварь и здания. Или клирик, которого несправедливо арестовали, мог претерпеть немало мучений в королевской тюрьме, прежде чем его освободят[845]. Помимо этих административных дел, существовали области, где права пересекались и где только король мог определить, как следует поступить. Ростовщичество, несомненно, было грехом, но король оставлял за собой право наказывать "крупных ростовщиков"[846]. Завещания и брачные контракты были делом Церкви, если только они не касались фьефов;[847] но когда они их касались, как две власти должны были сотрудничать? Короче говоря, чтобы защитить свою юрисдикцию, французские церковники должны были быть бдительными политиками и знатоками закона. Но в последние годы царствования они делали это с большим трудом, так что опасения Пьера Дюбуа и авторов меморандума 1289 года, что Церковь собирается значительно расширить свою юрисдикцию над мирянами, оказались беспочвенными.