Царствование Филиппа Красивого

Споры с церковью по поводу требований короля о финансовой поддержке начались позже, чем конфликты по поводу юрисдикции, и вызывали у французского духовенства меньше раздражения. И в этом случае усиление власти папства привело к любопытному результату — уменьшению противодействия требованиям короля. С тех пор как Иннокентий III установил принцип, согласно которому все клирики имевшие бенефиции могли облагаться налогом для поддержки папской политики, духовенство привыкло выплачивать десятую или двадцатую часть своих доходов, когда Папа этого требовал. Предполагалось, что эти деньги будут потрачены на крестовые походы, но крестовые походы все больше и больше становились чисто политическими операциями. Крестовый поход для завоевания Сицилии или Арагонского королевства для французского принца не мог показаться большинству французских клириков сильно отличающимся от войны за установления власти французского короля в Аквитании. Великий канонист Остиенси (Энрико да Суза) осознавал непопулярность политических крестовых походов и делал все возможное, чтобы объяснить, что неповиновение Папе хуже, чем заблуждения сарацин, но он признавал, что "невежды" (то есть большинство жителей Европы) не понимали, почему Церковь должна вести войну в Европе[848]. Французское духовенство, безусловно, знало, что десятины, собранные по приказу Папы, были переданы французским королям — Людовику Святому для его крестовых походов за море, Филиппу III и Филиппу Красивому для крестового похода против Арагона. У прелатов не было никакой возможности оспорить папский приказ, но существовала перспектива получить от короля какие-то милости в обмен на предоставление десятин. Более того, большинство французских прелатов испытывали некоторое чувство лояльности к своему королю и были более склонны помогать ему, чем Папе. Короче говоря, поскольку им все равно пришлось бы платить, выплата денег непосредственно королю могла дать французскому духовенству больше контроля над условиями и использованием десятин.

В течение довольно короткого периода, с 1294 по 1304 год, французская Церковь придерживалась именно такой политики. Десятины, которые Папы распорядились выделить на войну в Арагоне, истекли и не были возобновлены. Аквитанская война (1294–1303) не была кровопролитной, но именно по этой причине она была ужасно дорогой. Войска нужно было содержать в поле или в гарнизонах в течение многих лет, а поскольку они почти не воевали, их численность не уменьшалась. Филипп нуждался в помощи Церкви, и в 1294 году ряд провинциальных церковных Соборов предоставил ему десятину на два года. Соборы наложили некоторые условия на свои выплаты, но ни одно из них не имело особого значения, кроме изложения принципа cessante causa, согласно которого в случае заключения мира или перемирия сбор десятин должен был прекратиться[849]. C другой стороны, хотя Турский Собор наложил условий не больше, чем другие Соборы, епископ Анжера Гийом Ле Мэр воспользовался случаем, чтобы отправить длинное и гневное письмо с жалобой на поведение королевских чиновников. Он получил немедленный и полный ответ. Филипп издал ряд мандатов, запрещающих действия, которые вызвали протест епископа[850].

В 1296 году Филипп снова потребовал предоставления десятины, и на этот раз духовенство (или, по крайней мере, духовенство провинции Нарбона) попросило гораздо более широких привилегий[851]. Но прежде чем переговоры начались, Бонифаций VIII издал буллу Clericis laicos, запрещающую любые пожертвования духовенства светским правителям. Булла не была направлена конкретно против короля Франции (она доставила не меньше неприятностей королю Англии, который также облагал налогом свое духовенство, чтобы оплатить войну), но она положила конец возможности начать переговорам, которые могли быть для французской Церкви очень выгодными. Это также положило начало ожесточенному конфликту между Бонифацием VIII и Филиппом Красивым.

17 августа 1296 года король издал ордонанс, запрещающий экспорт оружия, лошадей и другого военного снаряжения, а также вывоз денег[852]. Такие эмбарго во время войны были обычным делом,[853] и Филипп, который только начинал манипуляции с монетой, имел все основания опасаться, что из Франции начнется сильный отток драгоценных металлов[854]. Если ордонанс был прямым ответом на Clericis laicos, то реакция была несколько запоздалой, так как он появился почти через четыре месяца после того, как Бонифаций приказал опубликовать буллу (21 апреля)[855]. Тем не менее, запрет на вывоз денег действительно помешал деятельности папства, в частности, сделав невозможным перевод 15.000 т.л. королю Арагона[856]. Филипп и его советники не могли игнорировать возможность таких затруднений, и даже если ордонанс не был направлен конкретно против Папы, он, несомненно, не вызвал огорчения при французском Дворе, когда Бонифаций оказался в затруднительном положении.