Итак, Филипп, видимо, чувствовал, что ему необходимо объяснить свою политику подданным, когда он вмешивался в дела Церкви или вводил налоги. На местном уровне ему нужна была поддержка, когда он что-то аннексировал или утверждал свою власть в областях, которые ранее были практически автономными. Король, безусловно, был прав относительно непопулярности налогов и неприятия фламандцами Атисского договора. С другой стороны, он мог тревожиться о противодействии его нападкам на Бонифация и тамплиеров. Переход симпатий от Церкви к королю зашел даже дальше, чем Филипп предполагал. В отличие от других стран, тамплиеров во Франции мало кто поддерживал, поэтому обвинения против них были искренне приняты такими прелатами, как Гийом Ле Мэр, которые критиковали другую королевскую политику[1291]
. Ассамблея 1308 года, возможно, убедила некоторых сомневающихся, но ее истинной целью было показать Папе, что народ сплотился вокруг своего короля. Что касается Бонифация, то у него во Франции было мало сторонников; духовенство на его защиту не встало, а дворянство и городская буржуазия, за редким исключением, короля поддержали. После парижских ассамблей по делу Бонифация по всей стране были разосланы комиссары, чтобы добиться поддержки обвинений против Папы[1292]. Комиссары созывали на собрания духовенство, дворян, представителей городов и деревень и получили почти единодушную поддержку. Учитывая то, что с комиссаром короля не согласиться весьма трудно, и, что обвинения были сформулированы так, что трудно было поверить в полную невиновность Папы, все же удивительно, что возражений было так мало. Давление на население было в основном моральным, и физическое принуждение было незначительным, так доминиканцам, юристам и чиновникам Монпелье, отказавшимся присоединиться к обвинениям, угрожали, но фактически не наказали[1293]. Давление и угрозы едва ли были необходимы. Как это должно было произойти в будущем, французы были настолько уверены в собственной ортодоксальности и в том, что они являются "главным столпом Церкви", что не видели ничего дурного в яростном несогласии с Папой.Если суммировать разрозненные свидетельства, то прежде всего становится ясно, что "монархическая религия", вера в то, что французский король является почти святой личностью, была принята повсеместно, даже за пределами королевства. Например, списки людей, страдающих золотухой, которых король коснулся и якобы исцелил, показывают, что вера в "королевское чудо" распространилась далеко за пределы старых королевских владений и даже в соседние страны[1294]
. А если человек верил в это чудо, то трудно было отрицать и другие претензии короля на святость. Народ, как и его король, не видел конфликта между верой в короля и католической верой. Такие убеждения давали Филиппу огромное преимущество: трудно было противостоять государю, получившему явные знаки божественной благосклонности и несомненно являвшемуся благочестивым христианином. Прямые нападки на личность и способности короля были редкостью (это одна из причин, почему высказывания Бернара Саиссе о глупости Филиппа так глубоко его задели). Обычным способом критики королевской политики было заявить, что короля вводят в заблуждение злые и продажные советники, но что было делать, если почти святой король упорно продолжает пользоваться услугами недобросовестных чиновников? Обычным ответом было требование принять ордонансы о реформах и назначить дознавателей-реформаторов. Филипп был вполне готов согласиться на такие просьбы, поскольку ни одна из этих процедур не требовала существенных перемен в его политике. Так, ордонанс о реформе 1304 года удовлетворил недавние требования церкви о плате за амортизацию; но через несколько лет эта плата была введена снова[1295].