Царствование Филиппа Красивого

Не все дела тянулись так долго, но в целом правительство старалось избегать поспешных и односторонних решений. Это был успешный способ разрядить потенциально опасные конфликты, ведь в конечном счете, изменение обстоятельств дела, смерть истца или просто его усталость от тяжбы позволяли сравнительно легко прийти к приемлемому компромиссу. И наоборот, когда решения принимались быстро, а возможные компромиссы отвергались, как в случае с Аквитанией и Фландрией в 1290-х годах, можно было быть почти уверенным, что Филипп решит, что война — единственный способ прекратить спор. Однако, обычно, политика промедления и компромиссов была более эффективной. Прежде всего, отсрочка была возможна только в том случае, если игра велась по правилам короля, через его чиновников при дворе или путем прямого обращения к нему за милостью. Любой из этих способов был фактическим признанием королевского суверенитета. Принуждая своих подданных использовать его суды для защиты своих прав, Филипп добивался одной из своих главных целей: признания своего положения верховного и окончательного судьи над всеми жителями королевства. Просьбы о милости также подтверждали верховную власть короля, особенно его право вершить собственный суд. В большинстве случаев подданным давали многое из того, что они просили, при условии, что они безоговорочно признавали верховенство короля. Обычно им позволялось сохранить многие из своих прав на местное самоуправление. Как было отмечено выше, Филипп не мог напрямую управлять всей Францией, и такая идея, вероятно, никогда не приходила ему в голову. Это оскорбило бы его чувство правильного устройства мира, поскольку бароны тоже должны были нести часть бремени по управлению страной. Это также оскорбило бы его здравый смысл, ведь у него просто не было достаточно людей или разветвленной административной структуры, чтобы взять на себя все детали местного управления.

Таким образом, между королем и владетельными сословиями существовало негласное соглашение добиваться своих прав и решать свои споры мирными средствами — путем судебных исков или компромиссов, которые позволяли избежать или прекратить судебные тяжбы. Но ни король, ни его подданные не были полностью удовлетворены этим соглашением. Филиппа явно раздражал тот факт, что его собственные суды могут быть использованы для создания препятствий его собственным чиновникам и вызывать бесконечные задержки в реализации его претензий на доходы или юрисдикцию. Именно поэтому он время от времени посылал комиссаров с чрезвычайными полномочиями для восстановления королевских прав, как это было во время набега Пьера де Латильи и Рауля де Брейи[1366]. С точки зрения подданного, должный судебный процесс трудно было принять, когда сержанты, исполняющие судебные постановления, были виновны в чрезмерном насилии или неоправданном изъятии и растрате имущества. Жизнь сержанта не всегда была легкой; возмущенные подданные их оскорбляли и могли избить, но эта реакция обычно не выходила за рамки допустимого. В худшем случае они приводили к местным бунтам, а не к падению королевской власти в округе. Наказания за неуважение к суду или неповиновение королевским чиновникам редко приводили к серьезным последствиям. Штрафы и возмещение ущерба были более распространены, чем потеря юрисдикции, а штрафы часто уменьшались после доказательства лояльного поведения. Так, граф Фуа, прогнавший королевских стражников (и убив одного из них) из монастыря, на который он претендовал, был оштрафован, получил приказ сдать два замка и должен был совершить паломничество в Святую землю (1290). Но поскольку его помощь была необходима в Аквитанской войне и он все-таки был верным сторонником короля, то постепенно все наказания были сняты[1367]. Даже города, где происходили самые жестокие бунты, обычно теряли свои права на самоуправление лишь на ограниченный срок. Им приходилось платить определенную цену, чтобы вернуть свои привилегии, но они их все же возвращали, так, например Руан, в 1292 году, был лишен своего самоуправления, но в 1294 году выкупил многие из своих прав, а в 1309 году вернул себе почти все[1368].

Опираясь на доступность средств правовой защиты, правительство преуспело в охлаждении некоторого недовольства своих подданных. Однако доверие к судам не было безграничным, особенно когда речь шла о рассмотрении жалоб на королевских чиновников. Существовало мнение, что люди короля держатся заодно, и жаловаться на одного чиновника другим в лучшем случае бесполезно, а в худшем — опасно, поскольку это может привести к репрессиям со стороны обвиняемого и его друзей. Для устранения этого недостатка доверия еще Людовик Святой начал посылать в провинции дознавателей, и его внук продолжил этот обычай.