Целомудрие миролюбия. Книга вторая. Перводевственник

Когда-то Миролюбов сидел на скамье под крышей этой самой остановки, и к нему подошла женщина с протянутой рукой. Он, будучи благотворительным, протянул ей все деньги, которые у него были, но та не приняла их, объяснив отказ тем, что поначалу приняла его за священника, потому и подошла попросить благословления. Казалось бы, в Миролюбове всего-то необычного, усы, борода, да длинные волосы, убранные в хвост, но всё это естественно. Быть может, глаза его выглядят уставшими и в них прослеживается мудрость, некоторая седина в волосах уже серебрится, а так, в целом, ничего вызывающего или же эксцентричного в его облике нет, одежда его проста и неприхотлива. Однако люди тянутся к нему, словно к диковинке, и за милостынею обращаются именно к нему. Впрочем, все встречи, происходящие в жизни, неслучайны.

Вот сегодня на остановке произошла очень странная и в то же время удивительная встреча. Миролюбов стоит на этой же остановке, ждет троллейбус, один, правда, проехал мимо, не останавливаясь, но ничего страшного, так происходит регулярно, одни водители решают закончить рабочий день пораньше, другие продолжают трудовой день. Видимо поэтому, несколько скучая, он смотрит по сторонам. Вот он увидел нежную девушку с белокурыми волосами, настоящая русая красавица. И сразу подумал – “Какие прекрасные волосы у сей девы”. Затем, чтобы особо долго не смотреть на девушку, он обратил свой взор вперед. И увидел странного мужчину, который редкими движениями показывал игру на воображаемой гитаре, одну руку тот выставлял вперед, словно зажимая лады, другою теребил грудь ворота белой рубашки, будто бряцая по струнам. В этот момент тот чудаковатый человек смотрел прямиком на Миролюбова, как бы спрашивая его – музыкант ли он, гитарист ли? Затем он жестом указал на прическу Миролюбова, акцентируя на хвосте. Распалившись, странный человек стал изображать игру на электрической гитаре, прыгая на согнутой ноге с воображаемым музыкальным инструментом. На что Миролюбов мог только улыбаться, показывая рукой, дескать, что нет, не играю, ну может немного. На что тот человек отреагировал положительно, приняв ответы Миролюбова за дружественный жест. Он подбежал к Миролюбову, сразу начавши истово пожимать его руку, не менее отрывисто горячо говоря:

– Гитарист? По волосам видно. Или нет? Тогда извини, извини.

Его быстрая речь сопровождается резкими движениями, перед глазами Миролюбова мелькает зажженная сигарета, тот человек суетно переходит с места на место, поминутно оглядывается, сурово косясь на прохожих, которые, по его мнению, словно мешают их разговору.

– Я видимо художник, писатель. Творец, если быть точнее. – ответил Миролюбов и снова пожал руку радующегося незнакомца.

– Рад слышать! Художник! А я то подумал музыкант, я то поигрывал, да это было давненько. Художник! Дело хорошее. Вот я рисую, да как рисую. – засмущался тот. – Человека не выходит, нет, а вот пейзажики это пожалуйста, это я могу. – он восторженно представился. – Александр Борисыч. Может, слышал, что обо мне?

В ответ Миролюбов помотал головой в знак сомнения. Он не ведал, что ответить, дабы не обидеть. Но тот, ещё с большей радостью продолжил говорить:

– Не говори, не надо. – он изобразив скромность заулыбался. – Вот на рынке меня попросили написать картину, да, и написал, всем понравилась.

– Маслом пишите? – поинтересовался Миролюбов, более проникаясь симпатией к оному незнакомцу.

А тот не переставая, продолжил говорить, очень быстро, себе по нос, однако вполне разборчиво:

– Масло это да, не то, что акварель, там раз и не то. Вот масло другое дело. Я тут немного, ну ты сам понимаешь. – указал он жестом на тот факт, что находится в хмельном состоянии. – А на это даже не смотри, это так. Не смотри. – показал он синие рисунки на своих руках. – Художник! – продолжил восторгаться Александр Борисыч, радостно жестикулируя. – А волосы, волосы каковы! У меня тоже были такие, но сейчас мне пятьдесят два, повыпали. Многовато да, но в молодости, эх, а в молодости. Сколько, а? Двадцать два?

– Двадцать восемь мне. – ответил Миролюбов, вполне кратко, ведь в этом потоке чужих слов невозможно было что-то вымолвить.

– Художник! Ну, ты давай правильно трудись. Удачи! Не бросай, не бросай. Правильно трудись. До свидания! – он в своем восторге не мог никак проститься, казалось, он будет ещё долго обрывисто выстреливать одну фразу за другой. Однако Александр Борисыч попрощался, отошел, оглянулся, продолжая улыбаться. Безусловно, от него разит алкоголем, однако он передвигается вполне сносно, не ругается, а радуется мелочам.

– Я словно помолодел, глядя на тебя. А усы, а борода. Ну, художник! – говорил он издали, продолжая именовать Миролюбова то музыкантом, то представителем творческой профессии. Александр Борисыч словно весь засветился радушием увидев родственную душу.

– Курю да, а ты нет, вот хорошо. Так и надо. Иду значит, кошка у дома, не из приюта, подобрал. – всё сыпал он горстями еле слышными житейскими мелочами, только бы его расслышали.