Цена спокойной жизни

Прошло еще немного времени, и новое несчастье постигло эту семью. Всякий раз, когда заканчивался трудовой день, мальчик нагружал телегу углем и отправлялся домой. Он взбирался сверху на телегу, направлял лошадь к дому и, намотав вожжи на руку, дремал всю дорогу. Так было и в этот раз, но по дороге домой что-то произошло, и лошадь понеслась. От неожиданности мальчик не смог удержаться в телеге и на кочке вылетел под колеса. Наверное, все было бы не так страшно, если бы не вожжи, которые он намотал на руку. Мальчика очень сильно помяла телега с углем. Где-то на крутом повороте потертые ремни не выдержали, он оторвался и скатился в мусорную канаву. Там бедняга пролежал несколько месяцев, пока срастались его поломанные кости. Он ползал в груде мусора в поисках пищевых отходов, и не было человека, который оказал бы ему помощь. Его кости срастались неправильно, причиняя ему невыносимые боли. Но эти боли были ничто по сравнению с тем, как болела его душа. Каждый час и каждую минуту он думал о матери, которая умирает от голода, беспомощная и несчастная. Пришло время, когда он смог проделать долгий и мучительный путь домой. Но мальчик не нашел своего дома на прежнем месте. От соседей он узнал, что мама совсем ослабла и заболела какой-то заразной болезнью, а после смерти была сожжена вместе с домом. Так он остался без жилья, родных, потеряв здоровье. Выполнять тяжелую работу он был уже не в состоянии и, кроме того, имел настолько ужасный вид, что всякий видевший его содрогался. Несколько лет бродил он из города в город, ища пропитания и крова. После несчастного случая он больше уже не рос. Росла только его голова, отчего он становился еще безобразнее. Однажды несчастный услышал, что королю требуется новый шут. Это была возможность хоть на какое-то время обеспечить себя пищей и одеждой. Но было одно жестокое условие (судьба ничего не уступает даром): всякого королевского шута лишали языка. Его взяли во дворец. В течение двух лет над ним издевались придворные, а когда же он наскучил им, его выбросили из дворца. Год назад наша труппа подобрала горемыку при дороге. От голода и изнеможения он был уже без сознания. Бедняга необычайно несчастен, единственное, что он может делать — это писать. Он пишет замечательные стихи о добре, красоте и любви.

Рикардо слушал, и слезы текли у него из глаз. Он чувствовал себя полнейшим ничтожеством. Как бы он хотел помочь этому человеку! Как бы он хотел его увидеть!

— Могу я с ним поговорить... — он запнулся, — увидеться?

— Увидеть можешь, но только если пообещаешь, что не станешь будить его. У него завтра опять будет трудный день.

По щекам Рикардо с досады опять потекли слезы.

— Неужели я не смогу попросить у него прощения? Когда вы уезжаете?

— Мы едем завтра утром, — сказала женщина и подвела его к тяжелой занавеске. За ней, свернувшись калачиком, спал карлик. Вид у него был, как у маленького ребенка. По его лицу непрестанно скатывались слезинки и пропитывали собой подушку. Время от времени карлик горько всхлипывал, и тогда смотреть на него было невыносимо. Рикардо отвернулся и быстро вышел на свежий воздух. Старушка поспешила за ним.

— У меня закружилась голова, — виновато пробормотал Рикардо. — Я останусь тут до утра и буду ждать, пока он проснется.

— Не стоит, лучше тебе отправиться домой, а утром я ему обо всем расскажу. Он не держит на тебя зла. Это чудесный человек, он помолится о тебе Господу.

— Почему он плачет?

— Потому что днем он вынужден смеяться, когда его душат слезы. Видимо, ему снится жизнь, а во сне, сам знаешь, люди не носят масок.

Причастие в это утро было вполне обычным, но не для Рика. Он все время думал о маленьком человечке. Его мучили сомнения, простил ли тот его.

Священник подносил чашу по порядку каждому прихожанину и постепенно приближался к Рикардо. Когда подошла его очередь, священник спросил, как спрашивал у всякого: «Сын мой, в мире ли ты с Господом и с людьми? »

— Я не уверен, падре, — почти шепотом ответил Рик.

Священник изумленно уставился на него.

Рик выступил вперед и произнес:

— Я, Рикардо Минелло — самый страшный грешник. Вчера я оскорбил самого достойного человека на свете и не смог попросить у него прощения.

Народ возмущенно загудел.

— Вчера многие из нас одобряли избиение невинного человека!

Гул усилился, и кто-то крикнул, чтобы его вывели из храма.

— Вы думаете, что я сошел с ума? Вы правы! Но вы думаете, что вы в своем уме? Вы ошибаетесь! — он кинул взгляд на возмущенную толпу. — Вы ошиблись оба раза: вчера, когда за маской уродства вы не заметили человеческую душу, страдающую, одинокую и несчастную; и сегодня, когда за маской своего благочестия не замечаете нераскаянного сердца.

Из толпы вышел возмущенный Мартино и, глядя прямо в глаза Рикардо, резко произнес:

— Не ты ли ушиб урода огромным камушком?

Эти слова, как плеть, стеганули юношу, и мысль,