Расчеты агрономов оправдывались: в крестьянской среде возник массовый спрос на сельхозтехнику, что резко повысило обороты сельскохозяйственных складов. Лучшее подтверждение связи между этими явлениями – тот факт, что крестьяне обычно покупали орудия тех же марок и фирм, какие были на прокатном пункте.
Значительное внимание уделялось улучшению животноводства, которое при переходе к единоличному хозяйству было едва ли не самым уязвимым местом. Агрономические организации устраивали случные пункты ради улучшения породы крестьянского скота. В районах землеустройства к концу 1913 года в 41 губернии имелось 3127 случных пунктов крупного рогатого скота с 3650 производителями.
Источники говорят о том, что в общинной деревне было непросто завести сад и огород. Поэтому развитие садоводства, огородничества, пчеловодства, а в южных губерниях – хмелеводства и виноградарства заняло видное место в агрономической помощи. Росло число показательных садов и питомников, снабжавших население посадочным материалом и т. д.
Приведенная выше информация, безусловно, важна. Однако цифрами не стоит обольщаться – миллионы крестьян только начинали понимать, что знают о сельском хозяйстве недостаточно.
В этом плане особенно важны агрономические отчеты, позволяющие приобщиться к тому кругу больших и малых забот, из которых состояли жизнь и деятельность агрономов. Мы знаем, как нелегко крестьяне впускали в свою жизнь что-то новое, – прежде всего это касалось сферы повседневности, в частности, хозяйственных привычек.
Усилия многих тысяч агрономов были направлены на преодоление этого недоверия. Процесс был сложный, приемы вырабатывались самой жизнью. Главным было убедить крестьян в том, что и они могут вести хозяйство по-новому, и это экономически выгодно.
Агроном зачастую выступал как новый учитель на первом уроке в незнакомом классе. Однако крестьяне не были детьми – и это усугубляло проблему. Зачастую агрономическое просвещение начиналось с безнадежных, казалось бы, ситуаций, с того, что даже крестьяне, арендовавшие показательные поля, не выполняли советов агронома, убежденные в том, что «урожай не дело рук человеческих и что агроном советует „так, абы как“», потому что ему за это платят деньги.
«В крестьянской массе были и такие хозяева (есть и теперь), которые самое появление агронома в деревне считали явлением совершенно лишним, ненужным. Им казалось странным, что приехал какой-то сравнительно молодой человек, в городском платье, и будет учить их, пожилых деревенских жителей, как хозяйничать в поле, – учить тому самому делу, на котором они родились, выросли и что для них самих настолько ясно и просто, что вряд ли они и нуждаются в чьих-либо советах и указаниях. Так относится большая часть крестьянской массы к выступлениям агронома», – писал один из екатеринославских агрономов, и эта ситуация была довольно обычной.
Вместе с тем не нужно трактовать приобщение деревни к агрономии в логике советского производственного фильма. Не все зависело от крестьян.
Когда в 1913 году ГУЗиЗ предприняло валовое обследование единоличных хозяйств в 12 уездах, признанных наиболее характерными для различных районов России, в шести из них вместе с командами переписчиков побывал журналист Б. Юрьевский. В результате появилась книга «Возрождение деревни».
Автор строит свое повествование «частью на личных наблюдениях, частью на беседах с местными крестьянами, земскими агрономами, землеустроителями и другими общественными деятелями». Текст вполне объективный: Юрьевский далеко не восторженный гимназист и реалистично оценивает увиденное.
Ценность его впечатлений в том, что он пытается дать панорамную характеристику развития реформы в уездах, делая акцент на общей психологической атмосфере и постановке дела, прежде всего агрономической помощи.
Вот некоторые из его наблюдений: