Цена утопии. История российской модернизации

Утопию, согласно которой во второй половине XIX века, в индустриальную эпоху, можно быть «самобытной» великой державой, то есть влиять на судьбы мира, пренебрегая всем тем, за счет чего процветали конкуренты, и прежде всего – общегражданским правовым строем и свободой предпринимательства.

Поэтому Россия лишь модицифировала, пусть и весьма серьезно, многие, но далеко не все ключевые аспекты своего бытия, за пятьдесят лет не отважившись пройти и половины пути, пройденного японцами за пять.

В итоге в начале ХХ века Российская империя была единственной мировой державой, которая обходилась без парламента и не подпадала под определение правового государства, где 80 % населения не имели права собственности на обрабатываемую землю, свободы передвижения и вообще находились вне сферы действия положительного законодательства, где не произошла агротехнологическая революция, отсутствовали полная свобода предпринимательства, всеобщее начальное образование и т. д. И где, в частности, по закону крестьян до шестидесяти лет можно было пороть – вплоть до августа 1904 года. Одним из результатов такой политики стало нарастание кризиса аграрного перенаселения в ряде губерний, ошибочно трактуемого современниками как общий аграрный кризис.

Его причины лежали в неспешных темпах экономического развития после 1861 года, диссонировавших не только с демографическим взрывом, но и с внешнеполитическими претензиями империи.

Поразительный факт: правительство до 1890-х годов последовательно игнорировало многое из того, что позволило бы империи реализовать свой гигантский потенциал. Эти меры не нужно было изобретать, они давно уже стали достоянием человечества, их нужно было лишь адаптировать к российским реалиям, как это сделала Япония.

Увы… Для нас это было неприемлемо.

Поэтому едва ли не главный парадокс пореформенной истории – глубокое несоответствие между уровнем геополитических амбиций элит и теми средствами, с помощью которых они воплощали эти амбиции в реальную жизнь.

Страна, претендующая на роль одного из мировых лидеров, упорно сохраняла вынесенные из эпохи Священного союза представления об основах мировой политики, о том, что такое статус великой державы и каким образом он поддерживается в индустриальную эпоху.

Фактически это говорит о недостаточной квалифицированности и даже некомпетентности правительства империи. Оно оказалось не на высоте положения и стоящих перед ним задач, оно не сумело или не захотело понять, какими средствами во второй половине XIX века борются за мировое первенство. Показательно, что большая часть общественности, включая передовую, разделяла утопический антикапитализм власти.

Даже в тех ограниченных рамках, в которые были поставлены производительные силы страны после 1861 года, можно было сделать намного больше.

Только поражение в Русско-японской войне, ставшее настоящим потрясением для жителей страны, и спровоцированная им революция 1905 года показали цену «самобытного» утопизма – Россия оказалась на грани крушения.

И тогда наиболее дальновидная часть истеблишмента выступила за смену алгоритма развития страны. П. А. Столыпин зафиксировал это в известных словах: «Преобразованное по воле монарха Отечество наше должно превратиться в государство правовое».

Тем самым Россия встала на общемировой путь.

Мы должны понять, почему это произошло так поздно.

Антикапитализм при капитализме

С особенным раздражением мы, рудничные инженеры Донецкого бассейна, относились к той общественной недоброжелательности, которой мы подвергались за якобы эксплуататорское отношение промышленности к рабочим, по существу же за то, что мы занимались промышленным делом.

В наличии рудников, в их быте, в том, что они вносили в местную жизнь, хотели видеть только дурное – сказывалась исконная неприязнь, почти ненависть русского интеллигента к промышленности, к возможному накоплению, подозреваемому богатству. Эта неприязнь связывалась всегда с обязательностью сожалительного плача над меньшим братом. Много было в этом легкомыслия, незнания и нежелания знать.

А. И. Фенин

Мы помним, что в пореформенную эпоху образованный класс страны вступил с новым общественным настроением, в котором антикапиталистические и антибуржуазные представления, нередко густо замешанные на социализме, играли более чем значимую роль.