И основные характеристики модернизированного общества – правовое государство, гражданское общество, адекватная индустриальной эпохе экономика и появление рационального автономного индивида – плохо вписывались в это настроение.
Первая часть этой книги, полагаю, дает представление о том, сколько препятствий стояло на пути создания:
– правового государства в стране с «неопределенным юридическим бытом» (К. П. Победоносцев) и слабым правосознанием жителей;
– гражданского общества людьми, прошедшими школу крепостничества, – от императора до крестьян;
– рациональной личности в стране с минимальной грамотностью;
– современной экономики в стране, где правительство, насаждавшее аграрный коммунизм, не осознавало требований времени и скептически воспринимало мировой опыт.
Перспектива индустриализации по-прежнему отвергалась немалой частью образованного класса, видевшего Россию аграрной, но не промышленной страной. Громадное значение промышленности для укрепления мощи страны и ее обороноспособности адекватно не воспринималось. За рамки выносилась «полуфеодальная» казенная военная промышленность, противопоставлявшаяся «социально чуждым» частным предприятиям.
Подобная недооценка роли индустрии и непонимание ее важности были, повторюсь, характерны для отсталых аграрных стран, но японцы почему-то смогли преодолеть этот стереотип.
Вышесказанное, разумеется, не следует понимать прямолинейно.
Утопия, разумеется, не была неким плановым заданием, зафиксированным в правительственных актах и документах, выполняемым активно и осознанно. Просто поступательное движение капитализма тормозила система мощных институциональных препятствий, со временем лишь укреплявшихся. А многое шло по инерции крепостной эпохи, причем без понимания последствий тех или иных действий.
Тем не менее капитализм, конечно, развивался, строились железные дороги, возникали новые предприятия и т. д. Великие реформы действительно преобразили страну.
Я говорю о том, что эти процессы шли недостаточно интенсивно.
Считается, что главной целью модернизации было возвращение России статуса великой державы, однако велась она весьма специфично. С одной стороны, правительство не могло создать «настоящего» капитализма, а с другой – оно искренне этого не хотело по соображениям морально-нравственного свойства.
Не могло потому, что для этого нужно было отказаться от основы государственной политики – сословно-тяглового строя – и дать подданным общегражданские «буржуазные» свободы, в том числе ввести частную собственность крестьян на землю и юридически уравнять всех граждан вне зависимости от сословной и вероисповедной принадлежности и т. д. К столь радикальным переменам ни правительство, ни общество не были готовы.
А не хотело потому, что капитализм воспринимался едва ли не как абсолютное зло – и в Зимнем дворце, и на явочных квартирах.
Понятно, что Россия не была одинока в своем неприятии капитализма – ведь его критику русские журналы в свое время заимствовали из западных источников. Антикапиталистический, антибуржуазный, антимещанский как бы «интернационал» по факту возник куда раньше организации Маркса и Энгельса.
Достаточно вспомнить, например, Флобера, не упускавшего, по мнению историка Тимо Вихавайнена, случая назвать себя «Гюставус Флоберус Буржуаненавидящий» (Gustavus Flaubertus Bourgeoisophobus). Как-то он написал Жорж Санд: «Аксиома: ненависть к буржуазии – начало пути к добродетели».
Подробный анализ этого сюжета увел бы нас далеко в сторону. Замечу лишь, что такой концентрации антикапиталистических настроений, какая была в России, причем не только в интеллектуальной среде, но и во властных структурах, включая самые высшие, не было ни в одной из ведущих стран того времени.
Мы располагаем тысячами страниц официальных правительственных документов, литературы и публицистики всех цветов политического спектра, художественной литературы и источников личного происхождения, которые в разной форме подтверждают эту мысль.
Из множества мнений за недостатком места приведу пять, но показательных.
В 1885 году С. Ю. Витте (!) опубликовал статью «Мануфактурное крепостничество», в которой призывал бороться с идеологией «манчестерства», то есть свободного развития капитализма, «чтобы не уродовать духовно и телесно русский народ», который «выстрадал терпеливо крепостное право», но может не справиться с «новым рабством… мануфактурным крепостничеством».
В 1896 году один из последних могикан РК Н. П. Семенов писал: