Цена утопии. История российской модернизации

Как правило, она вовсе не была индексом крестьянской бедности, особенно с учетом того, что значительную часть недоимщиков составляли богатеи. Задолженность состоятельных крестьян была явлением широко распространенным и едва ли не повсеместным; по уездам их считали тысячами. Некоторые из них, помимо надельной, владели сорока и более десятинами собственной земли, занимались солидными промыслами и крупной торговлей, имели бакалейные и мануфактурные лавки, мельницы, содержали почтовые станции и т. п. Отдельной строкой шло крестьянское начальство, которое использовало в личных целях общественные средства, нередко на многие тысячи рублей. На богатеев-должников падало иногда до 50 % недоимок тех или иных селений, однако их не только не привлекали к круговой поруке за других недоимщиков, но и не понуждали к платежу за себя. А в это время у мелких недоимщиков для погашения долгов отбирали для продажи даже скот.

Еще одним фактором недоимочности стало активное использование крестьянским начальством служебного положения в личных целях. Растраты ими общественных средств, нередко многотысячные, стали банальностью.

Таким образом, недоимки, с одной стороны, стали самозащитой людей от основанной на круговой поруке податной системы, а с другой – были естественным следствием плохой организации податного дела.

Община как фактор пролетаризации крестьянства

Хотя недоимки и не являются четким индексом неплатежеспособности русской деревни и задолженность конкретного селения далеко не всегда означала, что его жители сидят без денег, но, разумеется, бывало и так, что отдельные крестьяне по разным причинам были не в состоянии заплатить здесь и сейчас.

И в тысячах случаев это становилось поводом для их разорения миром.

Безответственность общины в податном деле, вытекающая из ее бесконтрольности, была выгодна и полиции, и сельским властям.

Для полиции с 1874 года наблюдение за ходом платежей и взыскание недоимок стало малоприятным довеском к основным обязанностям. Тем не менее начальство оценивало ее деятельность в том числе и по этому показателю тоже. Из стремления получить как можно больше денег часто вытекала предельная неразборчивость в приемах и способах их взыскания.

Полиция имела право продавать за долги крестьянское имущество по описям, утвержденным крестьянскими учреждениями, но это было довольно хлопотно. А вот община могла совершать такие продажи безо всяких ограничений. Поэтому полиция предпочитала давить на старшин и старост, те, в свою очередь, – на сход, который, не будучи стесненным никакими правилами, без описи продавал последнюю движимость недоимщика, безнаказанно разоряя бедных односельчан.

Компетентный современник пишет:

Если бы представитель полиции при принудительном взыскании допустил десятую долю того произвола и того разорения, которое у всех на глазах допускается самодеятельным миром, то для такого полицейского чина не нашли бы подходящей скамьи подсудимого, а мужицкий «мир» творит все это безнаказанно.

Однако общинный арсенал вариантов пролетаризации односельчан этим не исчерпывался.

Немалая часть крестьян после 1861 года стала жить лучше благодаря возможностям, которые дала модернизация. Обогащение таких крестьян повышало средний уровень благосостояния деревни, потому что шло не за счет соседей, а приходило извне.

Второй тип обогащения связан с «мироедами», наживавшими богатство именно за счет односельчан. В этом случае шло перераспределение уже имевшихся достатков, что приводило не к повышению уровня зажиточности, а к резкому росту неравенства: одни поднимались по мере того, как деградировали другие.

Среди множества неправедных способов обогащения весьма действенным была податная система: кулаки паразитировали на раскладке податей и репрессивных правах мира в отношении недоимщиков.

Кулакам помогало право общины устраивать не только общие, но и частные переделы («свалку-навалку» душ), которые не обязательно проводились в податных целях, хотя община получила это право при условии, что путем такой дополнительной разверстки будет погашать задолженность. Однако де-факто установился порядок, когда общество, на котором висела недоимка, устраивало частные переделы и отбирало у людей землю.

До 1861 года нерадивых государственных и удельных крестьян в редких случаях по закону можно было лишать надела, но только под контролем властей.