При этом перекройка границ не имела ничего общего со страхом перед единством Центральной Азии, поскольку такого понятия не существовало. В последних нескольких главах мы видели множество свидетельств того, что какое-либо единство в регионе напрочь отсутствовало. Для советского правительства проблема была прямо противоположной: Центральная Азия была слишком раздробленной и неоднородной и ею трудно было эффективно управлять. Главная задача советского режима в нерусских регионах бывшей империи – завоевать доверие народа и внушить ему, что советская власть отличается от царской. Для этого советской власти приходилось говорить с нерусскими народами на их родных языках, а эта задача решалась бы много проще, если бы административные единицы были однородны в лингвистическом плане. Тогда сферы, связанные с управление, образованием и пропагандой, можно было регулировать на едином для каждого региона языке. Однако Центральная Азия была разделена на три республики, где говорили на многих языках (Туркестан, Бухару и Хиву). И лингвистический вопрос был не единственным. Во всех трех республиках существовала вполне реальная напряженность между кочевым и оседлым населением, и конфликты проникали в партию. Партийные власти беспокоились о разрозненности местных кадров. Советское руководство Туркестана делилось на казахских и узбекских лидеров. «Национальные отношения здесь необычайно остры, – докладывал Сталину в начале 1924 года Иосиф Варейкис, латышский глава Центральноазиатского бюро, – по той простой причине, что между узбеками и казахами [в партии] идет постоянная борьба за право быть правящей нацией [в Туркестане]»{154}
. Для Советов все это было скорее свидетельством фракционности и раздробленности, чем признаком некой угрозы вследствие мифического единства. И потом, Советы создавали эти нации вовсе не из воздуха. Нации, на которые Центральную Азию официально разделили в 1924 году, уже существовали в воображении жителей региона на протяжении нескольких десятилетий. Советское решение о демаркации новых границ в Центральной Азии лишь позволило кристаллизоваться уже существующим национальным проектам. Процесс национального размежевания Центральной Азии – один из нежданных триумфов местных национальных проектов в советских условиях и с помощью советских же институтов.Размежевание состоялось всего через несколько лет после того, как очень похожий процесс произошел в Центральной Европе. После поражения многонациональной империи Габсбургов в Первой мировой войне ее земли разделили по национальному принципу на несколько однородных государств. Вильсоновский принцип самоопределения дал юридическое основание для создания таких новых образований, как Польша, Венгрия, Румыния, Чехословакия и Югославия, и процесс этот включал в себя проведение новых границ и формирование однородных в языковом плане государств. Советское размежевание Центральной Азии и других регионов основывалась на схожем понимании эффективности национально и лингвистически однородных пространств, хоть политические цели этого процесса были совсем иными. Советская национальная политика решала профилактическую задачу – держать национализм в узде и поставить его на службу строительству социализма; однако ж, так или иначе, данная политика создала однородные пространства и придала вес понятию национального самоопределения.
Когда царь отрекся от престола, Абдурауф Фитрат находился в Бухаре. В 1913 году он вернулся из Стамбула с новым видением мира и четким пониманием необходимости реформ. Фитрат продолжил писать – опубликовал две большие работы по исламской реформе, а также несколько книг поменьше для новометодных школ – и участвовал в деятельности городских тайных обществ. Он по-прежнему выражал надежду на то, что эмир выполнит свой долг монарха и станет инициатором реформ в эмирате. После падения российской монархии Фитрат состоял в тайном обществе, которое попросило Временное правительство подтолкнуть эмира к реформам, и в результате сам пострадал от преследований со стороны монарха. Он бежал в Самарканд, где начал писать для узбекоязычной газеты