Вся эта работа национального прославления финансировалась Советским государством и осуществлялась абсолютно в открытую благодаря значительному расширению советской системы образования в послесталинские годы. Расширение было как горизонтальным, так и вертикальным. В каждой деревне и районе появились начальные школы, а по всем пяти республикам раскинулась плотная сеть средних и профессиональных учебных заведений. Всеобщее школьное образование не только обеспечило всеобщую же грамотность – и так уже феноменальное достижение, учитывая очень высокий уровень неграмотности в эпоху до революции, – но и стало важным вектором социализации советского гражданина. Школьные программы были в значительной степени однородны по всей стране. Одновременно расширялось высшее образование. В начале Второй мировой войны в регионе было всего три университета: два в Узбекистане и один в Казахстане. К концу 1950-х годов в каждой республике уже было несколько университетов, а также многочисленные педагогические и профессиональные училища. Существовала параллельная структура научно-исследовательских институтов: у каждой республики была своя академия наук с разветвленной системой НИИ – как гуманитарных, так и естественно-научных. Эта обширная инфраструктура образовательных и исследовательских организаций готовила новое поколение специалистов, и она же обеспечивала большое количество рабочих мест для тех, кто занимается интеллектуальным трудом. В технических и научных областях по-прежнему преобладали европейцы, но гуманитарные науки в каждой из республик монополизировали представители титульной нации. Советская система образования произвела и затем трудоустроила большое количество историков, литературоведов, этнографов, фольклористов и музыковедов, которые стали видеть себя создателями и хранителями самобытных национальных культур.
Советская центральноазиатская интеллигенция пользовалась статусом профессионалов и была плотно интегрирована в советские учреждения. В этом плане она сильно отличалась от улемов и джадидов, прежних групп интеллектуалов, уничтоженных в 1930-х годах. Конечно, некоторые элементы преемственности с предыдущими поколениями также оставались. Несколько человек, переживших ГУЛАГ, после реабилитации вернулись к академической деятельности. В новую интеллигенцию вошли и дети тех, кто подвергся чистке. В этом им помогали широкие семейные сети, однако им пришлось переосмыслить себя: умалчивать о своем происхождении и делать акцент на приверженности своих знатных семей служению обществу. Им это удавалось, и после войны многие нашли себе ниши в советских учреждениях. Мухаммаджон Шакури (или Шукуров, 1925–2012) – сын Садри Зиё, бухарского шариатского судьи, который поддерживал младобухарцев и умер в советской тюрьме, – стал ведущим ученым в области таджикской литературы, защитил диссертацию в Москве и в 1981 году был избран членом Академии наук Таджикистана. Бароат Ходжибаева – дочь Абдурахима Ходжибаева, первого главы правительства Таджикистана, низложенного в 1933 году, – также защитила диссертацию в Москве (в 1968 году) и стала видным ученым в Таджикистане. Отец Чингиза Айтматова (1928–2008), самого известного писателя Киргизии, пользовавшегося широкой популярностью во всем Советском Союзе, был одним из первых киргизских коммунистов, расстрелянных в 1938 году. Есть множество и других примеров детей репрессированных, которые не отвернулись от советского строя. Их истории повествуют не только о выживании, но и об адаптации. Другие представители новой советской интеллигенции происходили из более скромных слоев общества. Они оказались бенефициарами массового расширения образования в послевоенные годы и советского режима в целом. Они открыли для себя мир обучения в разного рода советских институциях, и мир этот сформировал их как личностей. Они были полностью советскими, хотя и оставались выходцами из Центральной Азии. Кроме того, позднесоветская интеллигенция в Центральной Азии была тесно связана с национальными партийными элитами узами дружбы, а иногда и брака. Многие политики сами были писателями. Шараф Рашидов, как мы помним, был романистом и на протяжении двух лет возглавлял Союз писателей Узбекистана, прежде чем взошел на вершины политической власти. Тесные связи между культурной и политической элитами во многом определили черты советской жизни в Центральной Азии.