Центральная Азия: От века империй до наших дней

Вся советская экономическая программа сделалась предметом дискуссии. Центральное место в новой критике заняли экологические и медицинские последствия монокультуры хлопка. Писатели привлекали внимание к тому, что доход на душу населения в Центральной Азии вдвое ниже среднего по Союзу, что показатели младенческой смертности во много раз выше, а потребление мяса и молочных продуктов составляет половину или треть от общесоюзного показателя. Таджикские экономисты долгое время выступали за создание трудоемких производств, которые поглотили бы излишки рабочей силы в Таджикистане. Эти требования теперь выдвигались с еще большей настойчивостью. Узбекская интеллигенция возражала против того, чтобы пресса характеризовала их республику как гнездо коррупции. Они настаивали, что причиной хлопкового скандала стал ненасытный аппетит Москвы к хлопку. Адыл Якубов, известный писатель, а затем глава Союза писателей республики, спросил на конференции в Москве: «Разве это не тот случай, когда та самая уважаемая организация [Госплан], которая спускает план сверху для нашей республики, бессознательно подталкивает нас к новым фальсификациям?»{375} Вся хлопковая экономика стала предметом споров. Теперь утверждалось, что Москва платила за «белое золото» лишь малую долю реальной цены, заставляя узбекских земледельцев трудиться в полной нищете. Между тем Москва, извлекая ресурсы Узбекистана за гроши, называла свои бюджетные трансферы Узбекистану «субсидиями», создавая впечатление, что республика – обременение для государства{376}. Писатель Мухаммад Салих утверждал, что условия, на которых Москва закупала узбекский хлопок, были хуже, чем в царский период. В тот период узбекский крестьянин получал за килограмм хлопка денег достаточно, чтобы купить корову, а в середине 1980-х годов за килограмм хлопка уже платили цену пятнадцати коробков спичек. Узбекские писатели осудили и тот факт, что всего 6 % хлопкового волокна, произведенного в Узбекистане, остается в республике. Остальное отправлялось на текстильные фабрики в России, которые затем поставляли готовую продукцию обратно в Узбекистан{377}. Положение республики как поставщика сырья для советской текстильной промышленности в России и на Украине представлялось классическим примером колониализма. Недовольные узбекские коммунисты жаловались на «красный колониализм» еще в 1930-х годах и за это подверглись репрессиям. Теперь они снова выступили с осуждением, уже с большей силой. В эпоху гласности употребление слова «империя» оказалось способом делегитимизации советского режима.

Гласность сделала возможным также и обсуждение белых пятен в новейшей истории. Вопросы, которые долгое время были табуированы, теперь можно было задавать вслух и искать на них ответы. История раннего советского периода подверглась демифологизации. Имена, преданные забвению, вернулись в средства массовой информации. Среди них были имена интеллигентов 1920-х годов и первого поколения центральноазиатских коммунистов, которых репрессировали в 1930-х годах, чтобы затем вычеркнуть из общественной памяти. В эпоху Хрущева многих из этих деятелей реабилитировали, то есть аннулировали судебные дела против них, однако этот процесс не исправил предвзятых и часто откровенно ошибочных описаний их жизни и творчества, которые воспринимались как совершенно естественные. Узбекский писатель Абдулла Кадыри, расстрелянный в 1938 году, в 1957 году был реабилитирован, и его основные произведения вновь были опубликованы, однако мало что из прочего его творчества, в том числе многочисленные сатирические произведения, увидело свет. Имена Абдурауфа Фитрата и Чулпана, других важных фигур узбекской литературы 1920-х годов, почти не упоминались в печати, а их произведения не переиздавались. Теперь их работы снова оказались на прилавках книжных магазинов. Процесс шел медленно и постепенно, и ведущую роль в нем играли скорее литературоведы, чем историки, однако возвращение этих текстов делало советскую мифологию все более и более несостоятельной. Политическую историю революционной эпохи снова начали обсуждать, и имена Мустафы Шокая, Ахметжана Байтурсынова и Алихана Букейханова, лидеров несостоявшихся автономных правительств революционной эпохи, снова были извлечены на свет. По мере заполнения белых пятен сам фундамент советского исторического нарратива ощутимо преображался.