Центральная Азия: От века империй до наших дней

Нынешнюю кампанию иногда сравнивают с Культурной революцией, однако это сравнение ошибочное. Культурная революция была масштабным переворотом, запущенным Мао, однако ее движущей силой стали инициативы снизу. Хаос, который она вызвала, перевернул все вверх дном, но она не преследовала каких бы то ни было конкретных целей. Сегодня политику борьбы с экстремизмом проводит государство, и нацелена она на конкретные национальные группы. Стоит вспомнить и о других предшествовавших явлениях. Идея осуществления реформ посредством образования восходит к советскому марксизму, а также к конфуцианской традиции, и оба эти течения подразумевают изменение человеческой души посредством надлежащего образования и приобщения к труду. Архипелаг лагерей, разбросанных по всему Синьцзяну, и правда напоминает советский ГУЛАГ (и его китайский аналог – трудовые лагеря лаогай), где человеческие души тоже пытались переделать и перековать характеры заново с помощью труда. Во времена сталинского террора категории преступного деяния тоже трактовались весьма гибко и широко, и во многом это напоминает то, что происходит с термином «экстремизм» в сегодняшнем Синьцзяне. И все же в советский ГУЛАГ попадали в связи с принадлежностью к социальному классу (буржуа были врагами советского строя в силу свойственной этому классу идеологической позиции, а кулаки подлежали ликвидации как класс), а не за свою национальность. Наиболее прямую параллель можно провести между преследованием уйгуров по национальному признаку и сталинскими депортациями, направленными против целых национальных групп (чеченцев, крымских татар, корейцев, поляков), независимо от их классового положения или политических взглядов. Разрушение мечетей и аресты интеллектуалов и ученых до жути напоминают сталинские 1930-е годы. Отличие в том, что зверства сталинизма и маоизма происходили в закрытых обществах во времена, когда информация была на вес золота. Нынешняя же китайская программа разворачивается средь бела дня, полностью на глазах у всего – непрерывно взаимосвязанного – мира. Она носит пугающе систематический и упорядоченный характер и управляется государственной властью, располагающей огромными финансовыми и технологическими ресурсами.

Несколько ученых предложили другой набор сравнений, связанных с уничтожением коренного населения в Северной Америке и Австралии колониальными режимами поселенцев. Мы (пока) не наблюдаем физического уничтожения уйгурского народа, однако нет никаких сомнений в том, что государственная политика Китая направлена на уничтожение их культуры, языка и самобытности. Международное право пока не признает термина «культурный геноцид», однако ряд ученых утверждают, что «целенаправленное ослабление и окончательное уничтожение культурных ценностей других групп» – важная составляющая полного уничтожения враждебной группы, ослабляющая ее способность существовать как единое целое, не говоря уже о сопротивлении власти{472}. Нынешняя кампания КНР в Синьцзяне практически к этому и сводится: это культурный геноцид и война против уйгурского народа{473}.

Наконец, нынешний режим наблюдения полностью интегрирован в глобальные сети науки и коммерции. Принудительный труд «выпускников» лагерей – часть цепочки поставок многочисленных мировых брендов от Amazon и Apple до H&M и Victoria's Secret, Volkswagen и Zegna{474}. Да и сама технология видеонаблюдения – большой бизнес. «Контроль над уйгурами послужил тестовым образцом для продвижения китайского технологического мастерства авторитарным странам по всему миру», – пишет Даррен Байлер. На ежегодную выставку «Китай-Евразия Секьюрити Экспо» (China-Eurasia Security Expo) в Урумчи съезжаются представители сотен правительственных учреждений и компаний из двух десятков стран, включая Соединенные Штаты, Францию и Израиль{475}. Технология распознавания лиц и генетическая экспертиза – престижные области исследований, и отдельные ученые и целые компании со всего мира стремятся ознакомиться с новыми технологиями, которые разрабатывают и испытывают в Синьцзяне. Китайское государство и само является крупным заказчиком такого рода технологий. За период с 2013 по 2017 год расходы правительства Синьцзяна на информационные технологии и компьютерное оборудование выросли в пять раз. Китайское государство, которое сейчас богаче, чем когда-либо прежде, способно направлять ресурсы и возможности на слежку и контроль, о которых предыдущие поколения не могли даже мечтать. Оно использует передовые технологии, которые предыдущие диктаторские режимы и представить себе не могли. Это высокотехнологичный тоталитаризм. В Синьцзяне формируется полицейское государство XXI века, которое в ближайшие десятилетия вполне может копироваться и в других регионах мира. Так Центральная Азия в очередной раз оказалась на переднем крае глобальных событий.

Заключение