Цепи свободы. Опыт философского осмысления истории

И всё же во времена Грамши можно было только мечтать об устранении христианства даже в давно уже жиденько пуританских США, как, впрочем, и в пока ещё традиционалистской Европе. Потому отнюдь не святые «отцы глобализации», космополиты и борцы с классическими ценностями вынуждены были ютиться, где и как придётся. А когда тогдашний премьер-министр Италии Бенито Муссолини шуганул их у себя в стране, то, перепугавшись насмерть, разрушители культуры наперегонки с мафиози и коммунистами дали стрекоча в Америку. Причём разбегались не «кто куда» и не «куда попадя», а попадая туда именно, где знали, что придутся и ко столу, и к «ложке», и к должности. Для одних он был накрыт в СССР, для других – в США. Иные из борзых смельчаков намеревались сколотить его в Германии. Не худо знать, что быстрее «радетелей народа» и прочих «отцов» оказались крёстные отцы итальянской мафии. В США они нашли куда большее понимание у Правительства, нежели у итальянского диктатора. Именно там многочисленные подельники и провозвестники этических инноваций и морального «прогресса» получили надёжное, долговременное и более чем комфортное пристанище.

Хоть и рассеянная по странам, городам и весям, над сознанием и душами людей рука об руку «работала» довольно пёстрая публика. Среди неё особенно выделялись агент Коминтерна радикальный ленинец Дьердь Лукач и сбежавший от Муссолини в Россию в 1922 г. непримиримый марксист Грамши. К развлекавшимся бегами примкнули музыкальный критик Теодор Адорно и психолог Эрих Фромм, за которыми трусил (здесь тоже не будет ошибкой ставить ударение на любой слог) длинный ряд менее заметных марксистов и неомарксистов. Замечу ещё, что «цвет» этой публики влился в Франкфуртскую школу, созданную в Германии явным поклонником маркиза де Сада (по Бьюкенену – «марксистом де Садом») Максом Хоркхаймером. В крепко сколоченной иешиве (ивр. буквально «сидение, заседание») марксизма они не только «учились мыслить», но использовали школу в качестве рупора ревизионистских идей, призванных обновить классику марксизма. Для чего теоретики вынуждены были отказываться от тех его положений, которые, по мнению учителей и изучателей, более не соответствовали новым историческим условиям.

В основе обновлённых идей, помимо «мировой революции» (якобы разожжённой голодным пролетарием «всех стран») и ряда других политических химер, лежит отрицание института семьи, брака и самой основы человеческого общества – нравственности. В ту же «корзину» предлагалось выбросить образование в качестве носителя традиционных ценностей, а так же «буржуазные пережитки» этического плана – моральные цензы, целомудрие и, казалось, непреходящую в веках классическую культуру. Её франкфуртские сидельцы брались, по примеру своих советских коллег и единомышленников, если не сбросить «с корабля современности», то перевернуть с ног на голову. И сделать это «нужно было» не только в России, Европе и Америке, но и во всём мире.

Понятно, что в число приоритетов ортодоксальных марксистов – пламенных борцов с тоталитарным режимом – не входило культивирование в обществах (беря шире – отечествах) личной и гражданской ответственности, равно как и прилежания в морали. Справедливо критикуя западного человека за стремление к индивидуализму, ведущему к одиночеству и бессилию, неомарксисты в нравственном плане видели решение проблем в «сбросе» сковывающих человека неврозов, которые с детства копятся от «давления родительского авторитета» (Фромм). Очевидно, из-за вредного «для дела революции» развития ума массовому человеку не рекомендовалось так же «зарываться» и в классической культуре.

Уже в «эпоху Грамши» внимательно изучались и систематизировались по важности и первоочерёдности внедрения наиболее перспективные звенья (пока ещё не глобального) рынка, для чего необходимо было возможно большее опрощение сознания людей. Намеченный и продуманный, но ещё не принявший ударные формы, рынок этот в перспективе виделся грандиозным. Однако для успешного освоения рыночных пространств необходимо было унифицировать сознание общества, которое лишь в потребительской ипостаси может вписаться в этот «чудесный мир». Ибо чем проще обыватель, тем легче одурять его пропагандой. “Unid multa” (лат. «зачем что-то ещё»), – говорили древние римляне. Улещая казённым или камерным патриотизмом, – вести тем (политическим, военным, экономическим и пр.) курсом, который обывателю не понятен, но который для него «всё равно лучший». Реакция народов на манипуляции с сознанием не заставила себя ждать.