Цепи свободы. Опыт философского осмысления истории

Послевоенная эпоха была отмечена усталостью людей от выпавших на их долю великих испытаний. Первые раздачи «хлеба и зрелищ» (лат. – panem et circenses) и относительный комфорт дали свои результаты. «Уставшие», утолив первый голод, легко поверили новым приоритетам. Насыщение становилось и средством и целью… И «святая простота» массово подкладывала «вязанки хвороста» на «костры» собственного нравственного сожжения.

По существу, к этому вели «послевоенные» Правительства, за спиной оглупляемого народа повязанные между собой международными договорами и сетью политических обязательств. Между тем именно «единомыслие в неведении», посредством лукавой политкорректности ведя общество к политическому невежеству, при определённом социальном раскладе может стать приводным ремнём диктатуры. Олицетворённое в оглуплённом и законопослушном обывателе, лояльное, но преданное (во всех смыслах) невежество поневоле питало финансовые реки, бесследно исчезавшие в «мошне» трансконтинентальных и прочих компаний. Причём, снижение уровня жизни народов являлось лишь одной из «рек». Направленные «куда надо», они образовывали моря сверхприбылей. И происходило всё это в пику тому, что «и дураку понятно»: чем ниже развитие и культура массового человека, тем сподручнее выворачивать наизнанку его, уж какой ни есть, кошелёк.

Такого рода «мировые» цели, диктуя средства, сажали на мель мышление и основательно заболачивали мысль. В болотах общественного недомыслия и кроются корни низкого уровня публичного образования ряда развитых стран. Ухоженные всеми средствами массового оболванивания, коряги духовного невежества образовали завалы, в которых гнили и распадались моральные и нравственные критерии. Следуя «новейшим» принципам жизни, изобретённым политическими фокусниками, отвергались «старые» достоинства и терялась культурная идентичность человека, после чего неизбежно должна была последовать утеря его самостоятельного значения и провал в исторической жизни самого общества. На фоне общей деградации такие «мелочи» как уход от созидательного творчества, отсутствие вкуса и наивная вера в лёгкость достижения поставленных целей выглядели тогдашним «гламуром» в духе рождественских сновидений. То есть такими же светлыми и безмятежными, как вера в Золушку, «прекрасного принца» и подобные им сказки со счастливым концом. «Сон разума» сменила дурь… С ловкостью уличных напёрсточников принципы европейского просвещения исподволь подменялись освещением изнанки человеческой натуры, которую сменяла глобальная пропаганда «преимуществ» потребительского, по факту, – полуживотного существования. В результате совокупного разрушения духовного и культурного бытия была вывернута наизнанку сущность мировой истории и достижения во всех сферах человеческой жизни. Так была поставлена на кон духовная культура целых народов. Нал миром нависла «илея» разрушения родового уклада. Но она была лишь промежуточной целью.

Чьей же? По какой схеме разыгрывают свой пасьянс лукавые политические, либеральные, космополитические, «деловые» и прочие мировые картёжники? И где?..

II

«Был у сумасшедших на ёлке в буйном отделении…».

А. Чехов (из частного письма)

Если говорить о «месте» и о схеме «пасьянса», то первое вряд ли имеет почтовый адрес, а о втором мы как раз и ведём речь, несмотря на то, что в принципе с вразумлением дела обстоят плохо или совсем плохо… Особенно с вразумлением тех, кто забавляются «игрушками» на «ёлке» мирового рынка. Пока ещё сохраняя человеческое подобие, но безнадёжно далёкие от целомудрия, – лукавые поводыри упрямо ведут и «буйные» и «тихие отделения» и остальной мир к духовному, психическому и физическому разложению. Для остальных, без особой надежды цепляющихся за всё здоровое и традиционное, – была разработана определённая схема и чёткая программа. Растянувшись на весь XX в., она перешла в следующее столетие. Суть её сводится к следующему:

а) Разрушение уклада семьи.

б) Концептуальный подрыв основ морали и нравственности общества.

в) Внесение хаоса в традиции и веками складывавшиеся культуры.

г) Устранение всякого национального бытия.