Читаем Цепи свободы. Опыт философского осмысления истории полностью

Если за первой «буквой» проследить адрес, то впереди планеты всей оказалась большевистская Россия. Уже в 1920 г. в «Азбуке коммунизма» Лев Троцкий яростно кидается на «родителей», уцелевших после революции: «Родители навязывают своим детям собственное тупоумие, невежество, выдают за истину собственную галиматью и страшно затрудняют работу единой трудовой школы. Освобождение детей от реакционных родителей составляет важную задачу пролетарского государства». Ярясь на неискоренимость и прочность семейных уз, некогда «буревестник революции», а ныне политический палач выпускает программную книгу «Вопросы быта» (1923), которую пронизывает главная мысль: революция и гражданская война оказали… полезное (!) «глубоко разрушительное влияние» на традиционную семью, но всё же не смогли уничтожить «сферу семейно-бытовых отношений», её традиции и духовные связи. Дабы превратить злополучную «сферу» в пепел и развеять его по воздуху, Троцкий берётся, ни много ни мало, – выжечь из сознания ближайших поколений всякие воспоминания о «реакционных» обычаях и традициях, заменив их зубастой «пролетарской культурой». И «пепел Троцкого», стуча в сердца единоверцев, запылил мозги последователям его, включая тех, кто искренне верил в «суровую правду пролетарской революции».

Спустя годы упоминавшийся уже крайне левый марксист В. Райх, хорошо проштудировав открытия коммунистического режима в областях культуры социальной и семейной жизни, нашёл слишком обременительным для общества следование моральным и нравственным ограничениям, а потому рьяно выступил за отмену «репрессивной морали». Почему? Потому что «задача морали заключается в формировании покорных личностей, которые, несмотря на нищету и унижение, должны соответствовать требованиям авторитарного строя»…

Каким же образом этой хитрющей и неизменно коварной морали удавалось закабалять, по мнению Райха, всегда рвущиеся к свободе личность и общество?

И на это есть ответ у всеведущего Райха:

«При возрастании экономического гнёта трудящихся масс появляется тенденция к ужесточению норм обязательной морали. Цель этого процесса заключается в предотвращении протеста трудящихся против социального гнёта путём усиления их чувств сексуальной вины и моральной зависимости от существующего порядка».

В отношении патриархальной семьи (как и семьи вообще), Райх, не отделяя авторитет от авторитаризма, утверждает, что «авторитарная семья есть авторитарное государство в миниатюре…». Она же – семья – «служит важнейшим источником воспроизведения всех видов реакционного мышления. По существу, – поясняет Райх тугим умам, – она представляет собой своего рода предприятие по производству реакционных структур и идеологий. Поэтому первая заповедь любой реакционной политики в области культуры заключается в «защите семьи», а именно большой авторитарной семьи»!

Таким образом, нацепив на семью ярлык и говоря уже только о нём (ярлыке), придав понятию не свойственный ему смысл (т. е. подменив хорошо зарекомендовавший себя в истории обществ морально-нравственный институт авторитарным концептом), – Райх с иезуитским коварством выступает против того «смысла», который сам же и привнёс… Словом, не мытьём так катаньем был дан и потом не однажды подхвачен и развит типичный образец долгоиграющей марксистской, а в своих последующих исторических вариациях – либеральной, демократической, политкорректной и прочей софистики, или, что будет точнее, – свастики наоборот… Но тогда уместен вопрос: как относился к семье и государству радетель другой, «настоящей», свастики?

«Её (семьи, – цитирую по книге В. Райха воззвание НСДАП Германии в 1932 г. – В. С.) окончательное уничтожение привело бы к прекращению существования высших форм человечества», поскольку «конечная цель организованного и закономерного развития неизменно должна заключаться в создании семьи. Она является наименьшим, но самым ценным первичным элементом всей государственной системы» (слова в тексте выделены то ли Райхом, то ли Гитлером). Но В. Райх, как мы знаем, фашистом не был[52]. Поэтому, рассматривая семью «как клетку зародыша политической реакции», поборник секса «без берегов» продолжает дудеть в свою дуду, утверждая, что не только рабочие, но и крестьяне заражены «политической реакцией», ибо «привозят с собой (в город) идеологию крестьянской семьи, которая, как уже было показано (смею уверить читателя, что ничего подобного в книге Райха «показано» не было. – В. С.), служит наиболее благоприятной почвой для взращивания идеологии национализма».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Критика чистого разума
Критика чистого разума

Есть мыслители, влияние которых не ограничивается их эпохой, а простирается на всю историю человечества, поскольку в своих построениях они выразили некоторые базовые принципы человеческого существования, раскрыли основополагающие формы отношения человека к окружающему миру. Можно долго спорить о том, кого следует включить в список самых значимых философов, но по поводу двух имен такой спор невозможен: два первых места в этом ряду, безусловно, должны быть отданы Платону – и Иммануилу Канту.В развитой с 1770 «критической философии» («Критика чистого разума», 1781; «Критика практического разума», 1788; «Критика способности суждения», 1790) Иммануил Кант выступил против догматизма умозрительной метафизики и скептицизма с дуалистическим учением о непознаваемых «вещах в себе» (объективном источнике ощущений) и познаваемых явлениях, образующих сферу бесконечного возможного опыта. Условие познания – общезначимые априорные формы, упорядочивающие хаос ощущений. Идеи Бога, свободы, бессмертия, недоказуемые теоретически, являются, однако, постулатами «практического разума», необходимой предпосылкой нравственности.

Иммануил Кант

Философия
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука