Цепи свободы. Опыт философского осмысления истории

Зорко наблюдавшие за поверженной Германией державы были напуганы угрозой революции. Для её предотвращения был продуман и запущен в ход «план Дауэрса» (1924) [59]. Поддержанный американскими монополиями, план этот проторил немецкой буржуазии дорожку к улучшению экономики. Однако, проводимый извне и отнюдь не в целях возрождения Германии, он не мог выполнить то, на что не был ориентирован. Потому, не преследуя организацию экономической жизни измученной страны, «план» этот лишь частично покрыл бреши хозяйственной жизни Германии, по которым наносила удары жесточайшая Экономическая депрессия 1929–1932 гг. «План Юнга» (1930) вызвал некоторые послабления, но обязывал Германию выплатить оставшиеся 113.9 млрд, марок. Впрочем, выплаты были растянуты на 59 лет (до 1988). И хотя в 1932 г. платежи были отменены, перед Германией по-прежнему оставалась угроза превратиться в одно из политически ничтожных и экономически нищих государств, коими в то время были Болгария, Греция и Румыния. Вновь, как и 400 лет назад, Германия оказалась пред лицом отнюдь не гипотетического распада, в котором существовали бы лишь номинально германские экономические «уделы».

Этого не могло допустить и не желало терпеть оскорблённое и униженное достоинство немцев, ибо то был предел, за которым виделась гибель страны и исчезновение государства. Уж если заводчики-капиталисты стали на одну сторону с рабочими, то, что говорить о молодёжи, завсегда болезненно воспринимающей попрание человеческого достоинства. Ибо кто, как не устремлённое в будущее поколение способно остро реагировать на малейшее унижение и несправедливость в настоящем. Отсюда жёсткая реакция молодых германцев на крушение их святынь, посягательства на честь и бытие Отечества, за которым дымились руины их собственных жизней. Им стало ясно: беспредел могла остановить лишь сильная национально мыслящая власть. Она и заявила о себе 30 января 1933 г.

Опираясь на общенародное воодушевление, новый канцлер Германии Адольф Гитлер – прагмат, великий лицедей и мастер воздействия на массовое сознание – на время «поверил в Бога» и 1 мая 1933 г. в Национальный день труда обратил исполненную пафоса речь к немецкому народу и всему миру. Зная, что Бог всё видит, но не уверенный, что хорошо слышит, – Гитлер лишь «вполголоса» настаивал на благословении: «Господи, Ты видишь, мы преобразились. Немецкий народ более не народ без чести, опозоренный, разрываемый на части, малодушный, слабый в вере. Нет. Господи, немецкий народ снова силен в своей вере, в своей целеустремлённости, в своей готовности к жертве. Господи, мы не оставили Тебя. Благослови же нашу борьбу за свободу, наш народ и отечество»[60].

Молитвы первого «верховного жреца» «тысячелетнего царства», понятно, не умягчили нравы не в этих целях созданной им системы власти, но первые результаты духовного и национального сплочения не заставили себя ждать. Поверив в себя (что было хорошо), германский народ уверовал в свою непогрешимость (что плохо), после чего приступил к выжиганию из тела страны язв общества (что, глядя на их метастазы в наши дни, впрочем, не во всём выглядит чрезмерным).

Что конкретно происходило в Германии?

Вернёмся к Штихелю, который, по правде говоря, не был либералом.

«Жестоко преследовались сексуальные извращения, – яд, который способен убить любую расу», – гневается старый сторож, а некогда охранник Вермахта. «По сей день только извращенцам могут показаться несправедливыми законы Третьего Рейха против сексуальных извращений. Всякие виды пропаганды сексуальных аномалий, включая пропаганду абортов, были запрещены…Государство обязано поощрять добро и карать зло. Отвратительная пропаганда смешения полов, которая сейчас перекинулась и в Россию (на всякий случай укажу: время действия 1991 г. – В. С), была прекращена…Что бы мы ни делали, наши мужчины должны оставаться мужественными, а наши женщины – женственными. Вражеское внушение о смешении полов с целью искалечить сексуальное воспитание, поломать миллионы судеб и подорвать генофонд нации было низвержено и развеяно по ветру».

Не только в полах – и в «верхах» стало чище. В экономику пришла чёткость и ясность, в семью – согласованность. И на улице оказался порядок. Штихель, чья память более полувека хранила то, что творилось в Германии во времена триумфа национал-социалистов, говорит об этом (читаем внимательно!):