Цепи свободы. Опыт философского осмысления истории

Итак, положение дел на рубеже 1920–1930 гг. представляется достаточно ясным. Приход к власти немецких националистов видится естественным, а то, что они сумели кардинально изменить положение дел внутри страны и поднять авторитет Германии в мире, говорит об объективной целесообразности их планов. Сам же феномен «фашизма» настаивает на своей исторической правомерности. В результате проведённых реформ у немцев воистину проявился интерес к жизни. Авторитет матери, поддержанный социальными стимулами, был поставлен очень высоко. К концу 1930 гг. рост рождаемости в Германии превысил 150 %!

Будучи в курсе о том, с какой настойчивостью «передовая мысль» Запада в 1920–1930 гг. разрушала семью, не удивляешься падению рождаемости в Европе в 1950–1970 гг. Удивление вызывает растерянность современных философов и социологов в оценке причин этого явления. К примеру, русский философ Анатолий Антонов, предлагая ряд мер (правильных, но довольно расплывчатых, как то: «Необходимо сократить разрыв между духовными и потребительскими ценностями», тогда как «современная экономика и социальная инфраструктура работают на увеличение этого разрыва»; «государственная политика в области экономики» должна быть «переориентирована с интересов отдельного индивида на интересы семьи»; «Сохранить единую российскую государственность невозможно, если не сохранить и не приумножить единый российский народ», и т. д.), утверждает: «…человечество, наука ещё не знают, почему в цивилизации, параметры которой задаются Западом, идёт разложение семьи»(?!)[76]. И хотя ответ сквозит в предложениях самого философа, добавлю к ним лишь направление поиска причин. Оно и убеждает нас в том, что феномен разложения семьи, заявив о себе в последних декадах Нового времени, раскрыл себя на Западе между двумя мировыми войнами XX столетия. Из рассмотренного нами, казалось, следует, что схожее по целям и задачам устранение самого инстинкта создания семейного очага в России, Германии и в Европе в целом происходило согласованно и едва ли не одинаково. Но это не совсем так.

Безволие «европейского человечества» в последнее полу-столетие и в самом деле как будто привело к потере инстинкта продления рода. Но это имеет свои начала, корни которых, уходя в толщу XIX в., ядовитыми побегами сплелись в реальностях послевоенного времени. Распространение нынешних семейных проблем материалистической Европы, повлияв на самоощущение России и остального мира, исходит не из одной только политической беспринципности, идеологических извращений и набирающих силу психофизических патологий. Разложение христианского мира, зайдя далеко, – очень далеко! – обозначило себя отнюдь не в XX в. И даже не в эпоху Лютера, а гораздо раньше…

После принятия христианства варварскими племенами Европы и последующего становления городов-государств, разрыв между духовным словом и гражданским делом увеличивался из столетия в столетие. В результате, (или – на деле) западное христианство, одевшись в католические ризы и всё глубже зарываясь в мирские интересы, пришло к полному отходу от своих первоначальных принципов.