Уже сейчас, лишившись созидательной дерзости, сокровений духа и нравственных мерил, творчество стало сугубо коммерческой профессией, по степени (моральной) продажности уступая лишь древнейшим «профессиям» сутенёра-политика и низкопробного журналиста. Что касается непосредственно искусства, то продажа художественных произведений есть не функция, а возможность – способ
распространения идей и эстетических ценностей, заключённых в явлениях творчества. Цена произведения есть лишь техническое условие, которое не берёт на себя функцию ценности. Проставленная цена не повышает и не умаляет истинную значимость вещи, но отмечает её своего рода страховочную стоимость. Однако «рынок по нижнему плинтусу» привёл к тому, что художественная ценность, получая «реальную» (продажную) цену, стала зависеть от потребителей, существующих не сами по себе, а в коммерческой связи с технологиями Рынка. Сложилось некое «контрактное (по сути – договорное) творчество.», которое не только не соприкасается с духовным и естественно-органичным бытием человека, но противостоит ему. Именно так. Целесообразное созидание и органичное вписывание в природные формы подменяется нагромождением нецелесообразных «новых форм». Кавычки здесь не случайны. В XX в. в базовых сферах творчества не было создано ничего принципиально нового. Новые материалы с помощью новых технологий лишь заполняют найденные прежде принципы созидания. При всём блеске и эффектности, формы эти никак не достают высших образцов Древнего Мира.Иначе говоря, новое вино заливается в поношенные, а теперь ещё и дырявые от долгой носки мехи. Чтобы убедиться в сказанном, достаточно обратиться к сохранившимся артефактам Неолита, древнеегипетского, греческого (чего стоят поразительные по тектонике Священные рога в Кносском дворце и древние – «модерные» по стилю скульптуры!) и эллинского мира, к изделиям из терракоты, мрамора или «бронзы» позднегеометрического периода (6–2 тыс. до н. э.), к «дизайнерским» находкам имперской Японии и африканской скульптуре доколониального периода. Список поистине вечно современных произведений —
длинён.Ренессанс был «последним временем», когда жизнь стиля насчитывала столетия.
Сразу после него в Европе, посредством этического дробления, началось стилевое измельчание, которое всё же сохраняло некоторую целостность и протяжённость во времени до середины XIX в. «Век» последующих стилей был совсем короток. Претерпевая сложнейшую адаптацию к революциям во всех областях человеческой деятельности, эстетические ценности (разбились» к началу XX столетия на множество самодостаточных сколов. Тяжёлый духовный кризис «века» разрешился Великой войной, в формах искусства выразив себя грубо огранёнными «кубическими» сколами прежних достояний. Агония столетиями доминировавших эстетических категорий явила себя в раздражающих глаз ярких россыпях, «бенгальские искры» которых остывали, не долетая до сознания людей. Явив множество новых форм, впервые в мировой истории столь громко о себе заявила эстетика «массового человека». Уже во второй четверти XX в. недавнее разнообразие резко обернулось голой функциональностью в архитектуре и «революционным» мелкотемьем в прикладном и изобразительном искусстве. Многообразие форм возобладало над их содержательностью. С помощью Рынка настояв на своей цене, изобретательность пошла на поводу у прихотей «большого бизнеса».Конечно, опрометчиво утверждать, что в Новейшей истории «совсем ничего нового не было создано». И «вчера», и в наши дни время от времени заявляют о себе прецеденты эстетических достоинств. Но они, чаще всего ограничиваясь конструктивистскими приёмами и формальными новшествами, в той или иной мере лишь перепевают давние стилевые открытия или идут на поводу свойств материала и возможностей технологии, а не реализуют богатство и мощь истинно художественных откровений[99].