Церковь и политический идеал

Признавая следование религиозным догматам делом только личной совести, отказываясь признать объективный характер заложенных в них духовных ценностей, доктринеры светской культуры решительным образом запрещают все, что позволило бы говорить человеку о «своем» религиозном чувстве в возвышенных тонах. Например, п. 2 статьи 29 Конституции РФ прямо запрещает пропаганду религиозного и даже языкового (!) превосходства. Но позвольте, в этом случае язык Пушкина и Лермонтова, Блока и Есенина придется признать «равным» вымирающим языкам, например, отдельных малых народов Севера. Объективно ли это? То, что необходимо сохранять субкультуры, никто не спорит. Но чтобы искусственно уравнивать их? Можно ли соотнести их влияние на становление русской культуры, если мы говорим о России? Тождественны ли они по богатству и содержанию? Или другой пример: как вы запретите православному христианину восторженные высказывания о Церкви? Но высказанные публично при некоторых обстоятельствах они могут быть квалифицированы в качестве пропаганды. Со всеми вытекающими, естественно, негативными последствиями. Замирает и наука: а как в этих условиях возможен анализ различных исповеданий и языков, если такой естественный метод, как сравнение, невольно может привести к уголовному преступлению?

II. Свобода совести, «общечеловеческие ценности» и их законодательное закрепление

Права и свободы… Сколько о них написано и сколько жертв принесено в их честь, правда, главным образом не из числа сторонников демократизма, а их противников. Незадача, однако, оказывается в том, что всем им «не повезло».

Например, право собственности с конца XVIII в. признавалось абсолютной ценностью, но вскоре жизнь внесла свою суровую поправку. Повсеместно закон стал ограничивать право собственности до того, что на настоящий момент в самых «прогрессивных» и демократичных США оно признается едва ли существующим[950]. Избирательное право (как пассивное, так и активное) первоначально мыслилось в качестве абсолютной категории. Правда, реально им была удостоена первоначально только узкая группа населения. Даже европейские женщины получили его только в 40‑х гг. XX в.

Но, быть может, праву на свободу совести повезло больше? Ведь за него дрались еще отчаяннее, чем за право частной собственности. «Не официальные носители христианства, – писал столетие тому назад один из предшественников современных теоретиков светского государства, – а вожаки прогрессивного политического течения, похоронившего в своих мощных волнах пережитки феодального режима, освободили человеческую совесть от смрадной атмосферы, где живая вера замирала в порабощенной душе»[951]. Именно «смрадная атмосфера» – не меньше… И какую же «атмосферу» подготавливают для «освобожденной совести»? Что представляют собой «общечеловеческие ценности», ради торжества которых народы призываются к отрицанию своей культуры, своего национального «я» и потери духовной индивидуальности?

Теоретически полагают, что последнее слово остается за законом, который и определит, где свобода совести реализуется «правильно», а где нет. В частности, в одном известном постановлении Конституционного суда РФ прямо говорится, что ограничения свободы совести и вероисповедания могут быть предусмотрены законом, если это необходимо в интересах общественного спокойствия, охраны общественного порядка, здоровья, нравственности или для защиты прав и свобод других лиц[952]. Очевидно, что эти критерии – более чем условные. Законы принимают люди, имеющие собственные убеждения и предпочтения, слабости и заблуждения. И вполне возможно, как когдато указывал еще Л.А. Тихомиров, что во имя здоровья закон посчитает возможным запретить поклонение иконам, поскольку это – «способ распространения инфекционных заболеваний».

Не уйдут от подобного законодательного регулирование и иные обрядовые стороны. Например, принятие Святых Даров, т.к. они принимаются неограниченным числом лиц из одной ложицы и чаши. Завтра во имя общественного спокойствия запретят крестные ходы – «колокольный звон мешает другим людям отдыхать». Из соображения «народного здравия» запретят посты, примут меры против обрезания у иудеев и мусульман. Монашество могут признать нарушающим интересы государства своим безбрачием, а само богослужение признают в некоторой своей части вредной гипнотизацией народа[953].

И несть числа этим возможным запретам, каждое из которых без большого труда может быть обосновано заботой о других людях, их правах и свободах. Показательным в этом отношении для России является история с ИНН, когда на все просьбы православных христиан о возможности непринятия идентификационных номеров государственные органы отвечали отказами, не понимая и не принимая во внимание аргументы о нарушении религиозных чувств верующих людей. Министерство по налогам и сборам оказалось куда лучшим богословом, чем монастырские старцы и убеленные сединами сподвижники веры.